Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Судя по тому, как ты дергаешься и каждые пять секундсмотришь в сторону лестницы, Сабина ничего не знает?
Я поднимаю глаза и пытаюсь разрядить атмосферу шуткой.
— Так, и кто у нас теперь экстрасенс? Вы или я?
Он только улыбается и смотрит понимающе. Спасибо, хоть не сжалостью, как раньше.
Так проходит несколько минут. Историк уставился меня, а яразглядываю кресло. Наконец я не выдерживаю затянувшегося молчания:
— Знаете, Сабина не поймет. Она... — Я ковыряю носком кедаплотное плетение ковра, смутно представляя, как объяснить мистеру Муньосу, авсе-таки объяснить необходимо. — Вы поймите меня правильно, Сабиназамечательная, ужасно умная, преуспевающий адвокат и так далее, просто... — Явстряхиваю головой. — Ну, скажем так: она любит, чтобы все было черно-белым.Полутона ее не привлекают. — Сжав губы, отвожу взгляд. Уже сказала больше, чемдостаточно, и все-таки нужно прояснить еще кое-что: — Пожалуйста, нерассказывайте ей обо мне, ладно? Не расскажете?
Я смотрю на него, не дыша. Он думает, не торопится, а наверхней площадке лестницы уже показалась Сабина. Когда я чувствую, что нисекунды больше не выдержу, Муньос произносит:
— Давай договоримся. Ты не будешь больше прогуливать, а яничего не скажу Сабине. Идет?
Это как? Что еще за шуточки? Он практически меня шантажирует!
Нет, я понимаю, привередничать не приходится, тем более чтомне, в отличие от учителя, есть что терять, и все-таки!
Сабина задержалась перед зеркалом, проверить, не осталось лина зубах следов губной помады. Я снова оборачиваюсь к Муньосу и шепчу:
— Да какой смысл? От учебного года всего неделя осталась! Имы с вами оба знаем, что я получу «отлично»!
Он кивает и встает. Широко улыбается, любуясь Сабиной, хотяего слова адресованы мне:
— Так почему бы тебе и не прийти?
— Куда прийти? — спрашивает Сабина.
Она сегодня слишком красивая, с подведенными глазами,пушистыми белокурыми волосами и в наряде, за который Стейша Миллер отдала быпочку, будь она на двадцать лет постарше.
Я начинаю отвечать, боясь, как бы Муньос меня не выдал, но онперебивает, совершенно меня заглушив.
— Я просто сказал Эвер, чтобы она не нарушала свои планыради того, чтобы развлекать меня.
Сабина смотрит на нас, уделяя основное внимание Полу. И хотямне приятно видеть, как она радуется, предвкушая чудесный вечер, когда Муньосведет ее к двери, придерживая за талию, я едва сдерживаюсь, чтобы не запуститьчем-нибудь им вслед.
У Хейвен вечер в полном разгаре. Она стоит под окном, гдекогда-то нашла свою кошку, и произносит речь в память Амулетика, прижимая кгруди маленькую урну с прахом.
— Эй, — шепчу я, усаживаясь рядом с Дейменом и бросая взглядна двойняшек. — Что я пропустила?
Он улыбается и думает в ответ: «Были слезы и стихи. Яуверен, она тебя простит... рано или поздно».
Кивнув, мысленно показываю Деймену, почему я опоздала — всюсценку в красках. Пересылаю изображение ему в мозг, одновременно наблюдая, какХейвен сыплет на землю прах Амулетика.
Деймен обнимает меня за плечи — именно так, как нужно, чтобыменя утешить. У меня в руках возникает букет алых тюльпанов и сразу жеисчезает, пока никто не успел заметить.
«Правда было так плохо?»
Деймен сочувственно смотрит на меня, а Хейвен передает урнусвоему младшему брату Остину. Тот морщится, нос и с любопытством заглядываетвнутрь.
«Еще хуже». До сих пор не могу понять, почему я вдруг разоткровенничалась,да не с кем-нибудь, а с мистером Муньосом.
Придвигаюсь ближе и кладу голову Деймену на плечо.
«А двойняшки что здесь делают? Они вроде боялись выходить издома? »
Девчонки стоят рядом с Хейвен, совершенно одинаковые,темноглазые, с челками, подстриженными зигзагом. На этом, правда, сходство изаканчивается. Вместо школьной формы каждая выбрала наряд по своему вкусу. Ромипредпочла здоровый американский стиль из каталога Дж. Крю, в то время как Рейнсловно сошла с подиума компании «Хот топик» — черное мини-платьице, рваныечерные колготки и туфельки с ремешком, на здоровенной платформе. Хотя вряд либлизнецы купили все это в магазине, когда у них Деймен под боком — он материализуетвсе, что они попросят.
Деймен качает головой и крепче сжимает мне плечи, отвечая намои мысли.
«Нет, ты ошибаешься. Они понемножку пробуют выходить наружу.Так и рвутся исследовать мир за пределами телевизора, журналов и нашегоохраняемого поселка с красивым названием «Хрустальный грот». Хочешь верь,хочешь не верь, одежду они себе выбирали сами и даже заплатили за нее. Конечно,деньги я им дал. Представь себе только: вчера — магазин, сегодня — кошачьипохороны, а завтра... Кто знает?»
Его лицо освещает улыбка. Хейвен между тем прощается скошкой, которую практически никто из нас не знал.
Я спрашиваю Деймена:
— Может, надо было что-нибудь принести? Цветы или еще что?
— Мы принесли. — Губы Деймена легко касаются моего уха. —Вон те цветы, и не только. — Он указывает гигантский букет разноцветныхвесенних цветов. — Еще мы сделали щедрое, хотя, разумеется, анонимноепожертвование на Общество защиты животных, в память Амулетика. Я подумал, чтоона бы это оценила.
— Анонимная помощь? — Я любуюсь очертаниями его лба, изгибомгуб, и мне невыносимо хочется прижаться к ним своими. — Я думала, ты противэтого?
Он, похоже, принимает мои слова за шутку. Я уже собираюсьему растолковать и тут замечаю, что Джош машет нам рукой.
Убедившись, что Хейвен не услышит, он говорит:
— Слушайте, мне нужна ваша помощь. Я тут здорово облажался.
— Как это? — спрашиваю я, хотя ответ уже возник у меня вголове.
Джош глубоко засовывает руки в карманы. Крашеные черныеволосы падают ему на глаза.
— Котенка ей принес. У нас один парень в ансамбле... Вобщем, у его подружки кошка окотилась, и я подумал — может, Хейвен так будетлегче утешиться. Взял черненького... А она теперь со мной не разговаривает.Говорит, я ничего не понимаю. Разозлилась не по-детски.
— Ты подожди, она успокоится и...
Джош качает головой.
— Шутишь? Ты слышала, как она сейчас распиналась? Мол.Амулетик была единственная и неповторимая, никто и никогда ее не заменит. — Онвстряхивает головой и отворачивается. — Это специально для меня было сказано.
— Каждый чувствовал бы то же самое, только что потеряв любимуюзверюшку. Я уверена, если ты...