В итоге я пришла к выводу, что утром сразу попрошу у тети Кристины разрешения взять ее минивэн и поеду в участок к шерифу. Как только узнаю, какое наказание мне грозит, займусь всем остальным. Таков был план — не блестящий, конечно, но другого я не придумала.

Тут я заметила, что урна с прахом бабушки Хелен стоит на самом краю полки — мама накануне поставила ее как попало. Учитывая степень ее опьянения, чудо, что она вообще не разбила сосуд.

Я воспользовалась случаем стереть следы жирных пальцев с поверхности и для надежности раздвинула несколько потрепанных книжек в мягких обложках и переместила урну подальше от края.

В надежде унять волнение я решила еще выпить и случайно плеснула себе слишком много виски. Когда я добавила лед, золотистая жидкость наполнила весь стакан. Я заметила про себя, что необязательно допивать все до конца, но прекрасно знала, что все равно допью. С виски в руках я уселась в плетеное кресло на крыльце, намереваясь успокоиться.

Над горизонтом поднялась полная луна, залив пустыню нежным светом. Я видела, как Абигейл, хромая, расхаживает около дальнего конца загона, поблескивая при каждом шаге перьями.

Пес, звеня жетонами, взбежал на крыльцо и сел возле меня. Я обрадовалась компании, почесала его за ухом и отпила виски. Вечер воскресенья. Миновала лишь неделя со дня смерти бабушки Хелен, а все уже пошло кувырком. Дядя Стив в больнице, тетя Кристина ушла от мужа. Если на общем фоне самой стабильной вдруг показалась жизнь моей мамы, то дело плохо. Да еще и птицы перестали класть яйца.

Проверяющий от Джо Джареда приедет меньше чем через двое суток. Я еще лелеяла надежду положить в инкубатор свежие яйца, но теперь это уже представлялось маловероятным. Нужно перенести из холодильника больше яиц. Звякнув льдом, я поставила стакан на балюстраду крыльца и затопала вниз по ступеням. Пес вскочил и побежал за мной.

Я переместила в инкубатор сорок два яйца, оставив передний ряд на каждой полке свободным и упрямо веря, что до приезда инспектора птицы возобновят кладку. Освещенные красной лампой яйца напоминали окровавленные зубы. Я уставилась на них, вспоминая, как дядя Стив взвыл, подняв голову в небо и прижимая к груди изуродованную руку. Раздался щелчок, я вздрогнула и стала наблюдать, как поддоны меняют наклон в тщетных усилиях согреть яйца, из которых никогда не вылупятся птенцы.

С востока подул теплый ветер. Стебли полыни хрустнули, и я почувствовала едкий запах цементного производства, который иногда приносило на ранчо. Интересно, работает ли сейчас Девон. Он обещал позвонить.

Подняв засов на воротах загона, я скользнула внутрь полюбопытствовать, не появились ли каким-то чудом яйца, несмотря на очевидный недостаток витаминов в рационе птиц. Самцы уже заступили на ночной пост. Я приблизилась к одному из них, копаясь в кармане, чтобы создать впечатление, будто у меня там угощение, и выманить страуса с гнезда, но тут меня кто-то легонько подтолкнул сзади. Самка с высоким хохолком на голове выгнула ко мне шею, протягивая что-то в клюве. Другие страусы слегка отступили, что было неожиданно — обычно птицы собираются в толпу вокруг мало-мальски интересного предмета.

Самка снова подтолкнула меня и бросила к моим ногам предмет, оклеенный скотчем. Я никогда не видела, чтобы птица добровольно отдавала свою находку, зато однажды наблюдала, как страус упорно пытался проглотить гаечный ключ, пока тот наконец не вывалился у него из клюва.

Наклонившись, чтобы поднять подарок, я нашла потертый, покрытый песком бумажник, сделанный из клейкой ленты. Внутри было несколько отделений. Из одного кармашка торчало водительское удостоверение, и, вынув его, я увидела фотографию молодого круглощекого дяди Стива, который прищурившись смотрел на меня. Я вздрогнула, словно он внезапно появился передо мной во плоти.

Я испуганно огляделась по сторонам, но потом вспомнила, что, по словам шерифа, документов при дяде не было. Вероятно, он уронил бумажник, когда проник в загон, чтобы украсть Леди Лил.

Я сунула удостоверение назад. Не особенно рассчитывая, что содержимое бумажника может пролить свет на жизнь дяди Стива, я все же заглянула и в другие карманы. Просроченная членская карта Американской ассоциации автомобилистов, кредитка и две визитки: из стриптиз-бара и табачного магазина в Моронго-Валли. Денег в отделениях не было, но я нашла фишку для игры в покер из дешевого красного пластика с утолщенными краями. Я поднесла ее к свету и увидела на одной стороне треугольник с цифрой пять посередине, а по краям надпись «Будь верен самому себе»[6]. Это так называемый жетон воздержания.

Я провела по нему пальцем, задумавшись, как тяжело было дяде Стиву избегать приема наркотиков все эти пять месяцев и как потом вдруг наступил срыв. Я положила фишку в бумажник и сунула его в карман. Оставалось надеяться, что дядя Стив, какие бы демоны его ни терзали, последует примеру Мэтта и однажды пять месяцев покажутся совсем коротким сроком по сравнению, например, с пятнадцатью годами.

Я вышла из загона и, ожидая возвращения минивэна, стала вглядываться вдаль в направлении шоссе. На границе ранчо, там, где начиналось необжитое пространство пустыни, я заметила Абигейл, смотревшую на видневшиеся на востоке горы, в тусклом вечернем свете похожие на мятый бархат, и подошла выяснить, что привлекло ее внимание, но ничего не обнаружила. На горизонте появился свет фар — так далеко, что два фонаря слились в один. Абигейл вытянула шею и стала нетерпеливо переступать с ноги на ногу, но машина, не снижая скорости, проехала мимо ранчо.

Я подняла с песка камень и принялась рассматривать его в лунном свете. Он был темным, но не совсем черным. Осмотрев землю под ногами, я нашла камень еще темнее, подержала оба на ладони, сравнивая, затем смахнула более светлый на землю.

Потом принялась ходить кругами за домом — собирала камни по два и, положив их рядом на ладонь, выбирала тот, что больше напоминает ночное небо. Абигейл шла радом со мной широкими, в три раз длиннее моих, шагами. Когда наконец знакомый минивэн прорезал темноту подъездной дорожки, я положила в карман отобранные камни и поспешила узнать от мамы и тети Кристины новости.

— Ну как он? — спросила я, как только тетя открыла дверцу.

— Слава богу, жить будет, — ответила она, быстро глянув на небо. Было заметно, что она очень устала.

Пассажирская дверца открылась, в кабине загорелся свет, и Абигейл тут же подскочила и клюнула блеснувшие на запястье у мамы браслеты. Мама от неожиданности взвизгнула и нырнула назад.

— Глупая птица, — пробормотала она, шлепнув Абигейл. — В самом