Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несмотря на прохладный ветер, подмышки у меня промокли, а виски в животе угрожал вырваться наружу. Мне не терпелось услышать подробности, но я не знала, о чем спрашивать.
— Как девочки? — Тетя Кристина с тихим стоном опустилась в плетеное кресло на крыльце.
— Спят. — Я взяла свой стакан с виски, села на край кресла рядом с ней и сделала глоток. Лед растаял, и напиток стал водянистым, но все равно успокаивал.
— Мне тоже нужно выпить, — сказала мама и вошла в дом.
Будь что будет, решила я и спросила тетю Кристину:
— Как там, плохо дело?
— Ничего хорошего. — Она вздохнула и прижала основания ладоней к животу, вероятно чтобы передвинуть пяточку или локоток, толкающие ее под ребра. — Стив потерял много крови. Пока мы были в палате, он пришел в себя всего на несколько минут, но, думаю, он нас даже не узнал.
Я сама не заметила, как задержала дыхание, пока не пришлось хватать ртом воздух. Они ничего не знают. Дядя Стив не заговорил.
— Каждый раз, когда мне кажется, что братец опустился на самое дно, он умудряется пасть еще ниже. — Убрав с лица волосы, тетя с саркастической усмешкой пояснила, что дядя Стив забалдел от болеутоляющих. Медсестра сообщила ей, что он почти добрался до больницы благодаря лошадиной дозе метамфетамина в организме, но потерял сознание в луже крови, сидя в своем пикапе на перекрестке. К счастью, водитель из другой машины вызвал скорую. — Боже, дай мне силы, — вздохнула тетя Кристина. — Такие переживания вовсе не для глубоко беременной женщины.
Она откинулась в кресле и водрузила ноги на балюстраду. Щиколотки выглядели неправдоподобно опухшими, словно она проглотила два страусиных яйца и они каким-то образом опустились прямо к ее ступням; на месте голеностопного сустава теперь собирались складки отечной кожи.
Мама вышла на крыльцо с двумя стаканами в руках и передала мне один из них, со свежим льдом:
— Я налила тебе еще.
— Я больше не буду, — сказала я, но стакан взяла.
Она оперлась о балюстраду около распухших ног сестры и вынула из кармана джинсов пачку сигарет.
Тетя Кристина сердито уставилась на нее. Мама закатила глаза, но отошла в дальний угол крыльца.
— Так лучше? — раздраженно спросила она оттуда.
Тетя не ответила, и мама, приняв это как разрешение, закурила. Она старалась выдыхать в сторону от крыльца, но запах дыма все равно ощущался. Я вспомнила тесные квартиры и туманные утра, почувствовала спиной продавленный и грязный серый диван, вообразила красно-оранжевую шашечку маминого одеяла, по краям которой водила пальцем, когда она собиралась на работу. Каждая квартира, куда мы въезжали, сразу же пропитывалась дымом «Кэмел лайт».
Тетя Кристина вздохнула.
— Ужасный запах. — У нее явно тоже пробудились воспоминания, хотя она никогда не навещала нас в Северной Калифорнии. — Виски и сигареты. Ты совсем как мама, — сказала она сестре.
На другой стороне крыльца лунный свет плясал в дредах моей матери.
— Это вряд ли.
— Правда. Я закрываю глаза, и мне кажется, что она сидит рядом.
Интересно, что ей представлялось. Я никогда не видела, чтобы бабушка курила. Когда я приехала на ранчо, она уже бросила. Хотя дедушка умер от рака кишечника, а не легких, бабушка Хелен рассказывала, что его предсмертные страдания подтолкнули ее отказаться от пагубной привычки навсегда.
Она неизменно говорила о дедушке с грустью. Я знала, что она скучает по нему. Именно из-за одиночества она и забрала меня из Окленда. Она бы никогда не призналась в этом вслух, но с годами я также поняла, что для нее невыносимо оставаться на ранчо наедине с воспоминаниями о дедушке.
— Сколько он украл? — спросила тетя Кристина, нарушая тишину, опустившуюся на крыльцо.
Я все еще думала о дедушке, и вопрос застал меня врасплох.
— Ты говорила, что Стив украл деньги с маминого счета. Сколько?
— А… — я помедлила, — пять тысяч.
Мама присвистнула.
— Он стал так похож на папу, — сказала тетя Кристина. — Тот тоже транжирил деньги направо и налево. У мамы были сотни поводов выгнать его.
В углу крыльца на фоне темной ночи разгорался огонек маминой сигареты.
— Папа был хорошим человеком, — произнесла она. — Он просто…
Но тетя Кристина резко перебила ее:
— Он был лживым пьяницей и игроком. Совершенно никчемный мужик.
— Не слишком ли ты строга? — Мама уселась на перила лицом к нам и стала болтать ногами.
— Ну, маме жизнь он явно не облегчал, — возразила тетя Кристина. — Она из сил выбивалась. Бог знает, как это тяжело — пытаться сохранить брак и растить детей.
Мама, глядя на меня, подняла стакан.
— И неважно, что дети рано или поздно взрослеют, — добавила тетя Кристина, сжимая мою коленку, — они все равно остаются твоими детьми.
— Ты точно не хочешь выпить? — спросила ее мама.
— Подожди уезжать, пока не родится твоя очередная племянница, и я выпью с тобой.
— Сколько тебе еще осталось?
— Три недели.
Мама небрежно махнула рукой:
— Уже практически все. Теперь можно хлебнуть пару глоточков.
— Перестань.
— Ты выглядишь так, что тебе просто необходимо выпить.
— Конечно, я хочу выпить! — Самообладание тети Кристины наконец дало трещину, и она уронила голову на руки. — Я только что бросила мужа, с которым прожила тринадцать лет. Мой брат в больнице. У меня пять малолетних дочерей и еще одна на подходе. Я не пила со школьных времен, даже на собственной свадьбе.
— Потому что была беременна, — сказала мама, чуть наклоняясь вперед.
— Именно, — признала тетя Кристина.
— Ха! — усмехнулась мама. — Выходит, я угадала!
— Купи себе медаль, — ответила тетя Кристина, морщась и устраиваясь в кресле так, чтобы потереть поясницу. — Ты ясновидящая.
— Тебе плохо? — спросила я.
— Это просто стресс.
Неподалеку Абигейл направлялась к амбару, время от времени клюя что-то на земле. Сидящие на гнездах черноперые самцы в загоне слились с ночью. Только самки виднелись в лунном свете, как парящий в темноте пух одуванчиков.
Тетя Кристина положила руки на живот, переплетя пальцы, и кивнула. Бабушка Хелен тоже так часто делала. Не беря во внимание огромный живот, я видела очень много сходства между бабушкой и тетей, от сильных рук до маленькой вертикальной складки между бровями. Мама имела такое же крепкое телосложение, с мясистыми руками и широкими бедрами. Тетя Кристина была ниже ростом, но вовсе не миниатюрная.
Семейное сходство нас троих бросалось в глаза, и со стороны могло показаться, что мы всю жизнь прожили одной семьей и каждое воскресенье, уложив детей спать, сидели на крыльце и сплетничали. У меня защемило сердце. Возможно, мы никогда больше не соберемся вот так теплым