Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты все воспринимаешь неправильно. Я не говорил, что не хотел бы быть твоим парнем. Просто испытывал тебя на прочность. В первый же вечер нашей встречи ты ясно дала понять, что недоступна. Я тебе поверил.
Часть меня сожалеет об этом – та же часть, что сказала, как мне повезло в тот вечер, когда Рид впервые меня поцеловал. Та часть, которой я не доверяю.
Он глубоко вдыхает.
– Но мы можем быть друзьями, верно?
Невероятно. Я выслушиваю речь про «давай будем друзьями» от парня, с которым даже не встречаюсь.
– Или у тебя уже много друзей? – дразнится он.
Стоять так близко к парню, к которому меня влечет и с которым я не могу встречаться, плохая идея – это как играть со спичками над жидкостью для зажигалок.
Оуэн поднимает передо мной кулаки, как при приветствии боксеров в центре ринга перед боем.
– Друзья?
Не верю, что у всего есть причина. Что-то просто случается, и приходится жить с последствиями. Чудеса можно объяснить. Любовь с первого взгляда нельзя назвать необъяснимым феноменом. Это наука – биология и феромоны.
Оуэн все еще держит руки.
– Ты когда-нибудь смотрела боксерские матчи?
– Конечно. А что?
– В начале боя боксеры касаются перчатками, таким образом показывая уважение.
– Мы будем биться?
Сдерживаю улыбку.
– Ты когда-нибудь будешь ко мне благосклонна?
– Возможно, нет.
Оуэн улыбается.
– Я переживу. – Он вытягивает руки, все еще сжатые в кулаки. – Друзья?
Рассматриваю его темные глаза, чтобы понять, не сошла ли я с ума, доверяя ему. Нельзя сказать наверняка. Думаю о совпадениях и предлогах, отказах и последствиях.
Сжимаю руки в кулаки и касаюсь кулаков Оуэна.
– Друзья.
– ВНИМАНИЕ, – говорит мисс Айвз, на следующий день встав перед классом. – Сейчас познакомимся со следующей книгой, которую будем читать.
Она раздает книги.
Оуэн сидит напротив меня, и она передает ему два экземпляра.
Пожалуйста, пусть это будет книга, которую я уже читала.
Оуэн отдает мне мой экземпляр, и как только вижу обложку, все надежды на счастье тут же испаряются.
На обложке ряды силуэтов, каждый несет большой тюк.
Внутри меня все скручивается, пока я читаю название, надеясь, что ошиблась насчет тематики – и одновременно понимая, что не ошиблась.
«Вещи, которые они несли с собой».
Они. Солдаты на обложке.
Дрожащей рукой переворачиваю книгу и просматриваю описание на задней обложке.
Прорывная.
Война.
Память.
Пулеметы.
Вьетнам.
В горле поднимается желчь, и на меня обрушивается шторм картинок из моих ночных кошмаров.
Папа тонет в воде – тяжелый рюкзак тянет его вниз. Вода проглатывает его, пока он борется. Его рука поднята, тянется, чтобы кто-нибудь его спас, но битва проиграна, и вода смыкается над ним, словно его никогда не существовало.
Папа висит на тросе под вертолетом, сосредоточенный и спокойный. Снова и снова раздаются выстрелы автоматов. Вертолет дергается в сторону и скрывается в клубах черного дыма. Трос качается, папа цепляется за него. Он снова тянется, но никто не может ему помочь.
Мне снились все эти сценарии и различные варианты папиной смерти во время разведочной миссии. Ночные кошмары начались в тот день, когда я узнала о его гибели, и с тех пор не прекращались.
Но один кошмар преследует меня чаще остальных, потому что больше всего напоминает то, что произошло в тот день, по крайней мере, по маминым словам. Она знает всю историю целиком – все подробности, которые я боюсь услышать. То, что она мне рассказала, уже приводит в ужас.
Папа и два его «брата» из разведки молча продвигаются по сырому каменному тоннелю под отелем в Эль-Фаллуджа. Вокруг лишь темнота и звуки их дыхания, когда они вдыхают и выдыхают. Вдох и выдох. Вдох и выдох. Звук взрыва внутри тоннеля. Он поднимает голову, услышав лавину из скользящего и трескающегося камня, и мельком замечает поворот, но тут все обрушивается на них.
– Пейтон? – Голос Оуэна разрушает картинки.
Сосредотачиваюсь на его лице – взволнованные карие глаза смотрят в мои, лоб нахмурен, а рот приоткрыт. Откидываю книгу, словно она радиоактивная.
Оуэн молча наблюдает за мной. Мисс Айвз на заднем плане вещает о Пулитцеровской премии и каноне американской литературы.
– Пейтон? – снова зовет он.
Скажи что-нибудь.
Но я не могу подобрать правильных слов. Или вообще слов.
– Тебе плохо?
Оуэн кладет руку на мое запястье, и она в совокупности с шершавостью кончиков пальцев успокаивает меня.
– Я в порядке, – бормочу я. – Голова закружилась.
Его рука все еще лежит на моем запястье, и я позволяю давлению его пальцев, перемещающихся вверх-вниз по точке пульса, вытащить меня из-под обломков тоннеля.
– Тебе надо в медкабинет. Я отведу тебя.
Рука Оуэна исчезает с моего запястья и перемещается к спинке стула, когда он разворачивается к передней части кабинета. Он пытается привлечь внимание мисс Айвз.
– Пожалуйста, не надо, – шепчу я.
Он склоняется над партой и тихо говорит:
– Такое ощущение, что ты сейчас упадешь в обморок.
– Я в порядке. Клянусь.
Это не так, и он знает.
Мисс Айвз записывает на доске имя.
– Автор, Тим О’Брайен, единственный в своем подразделении выжил во Вьетнамской войне.
Как и Хоук.
– В своей книге он делится рассказами об умерших солдатах – людях, которых он никогда не забудет.
Как папа, Руди, Дух и Большой Джон – разведчики, погибшие в тоннеле.
– О’Брайен рассказывает нам о предметах, которые солдаты носили с собой – памятные вещи и напоминания о доме, например, фотографии и письма.
Мисс Айвз продолжает говорить, но я ничего не понимаю.
Что носил с собой папа?
Взгляд Оуэна устремляется к помятой книге.
– Это из-за книги, верно? – шепчет он, подаваясь вперед. – Вот почему ты такая бледная. Из-за папы?