так могу сказать. В списках людей, подозреваемых или осужденных в княжестве, такой человек не значится.

— Правильно, не значится. Но мой друг проявил рвение, заслуживающее достойного вознаграждения, и кое-что нашел.

— Ловко, когда же вы успели? — покачал головой Тарло — Неужели сегодня утром?

— Нет, еще когда вы прислали Андре за телегами в город.

— Вы что же, уже тогда подозревали, что перед вами мошенник?

— Да. Я всегда радуюсь, когда ошибаюсь. Но заранее считаю мошенником всякого, с кем приходится иметь дело. Так учил меня отец. И, признаюсь, его уроки спасли меня в жизни от многих разочарований.

— Браво, мадемуазель Женевьева, браво! И что же обнаружил ваш неведомый друг?

— В архиве обнаружилось донесение на имя шефа полиции о том, что в 1804 году полицейский разъезд пытался задержать в районе этой фермы месье Констанса Уазоля, который занимался контрабандой и доставил из Италии порох, ружья, пистоли, словом, все, что могло понадобиться заговорщикам.

— Здесь что же, был заговор?

— Представления об этом не имею, так значилось в записи. Так вот, там же написано, что разъезд не смог задержать хозяина фермы, поскольку, стоило полицейским чинам приблизиться, множество птиц тут же подняли ужасный шум, и хозяин успел сбежать в Геную. А вся припрятанная контрабанда лежала в гроте подле фермы.

— Здесь действительно мог быть заговор, — вмешался Андре. — Однако не против государя, а за него. В конце прошлого века армия узурпатора Наполеона оккупировала княжество. В то время, кстати, оно получило название крепость Геркулеса. У бешеного корсиканца вообще была любовь к римской символике. Но истинные патриоты желали освобождения от вражеской оккупации. Увы, как мы видим, им не повезло.

— Все это интересно, но что ты хочешь этим сказать? — остановила его Мари Ле Блан и повернулась к Женевьеве.

— Она утверждает, — вмешался Тарло, — что в начале века в этом гроте хранился запас оружия и боеприпасов для заговорщиков. Если так, то это не одно ружье, и даже не десять. И если все они поместились в том самом гроте, значит, в нем было достаточно места. Но тогда получается, что там не было лежащих в песке статуй, глиняной стены и каменной засыпки. Она появилась никак не ранее 1804 года. Я правильно вас понял? — Тарло повернулся к Женевьеве.

— Совершенно верно.

— Все это так, но слишком неопределенно, — покачала головой Мари Ле Блан. — Возможно, это другой грот. Возможно, этот в ту пору был полностью засыпан камнями, и как таковой не рассматривался. Словом, интересно, но совершенно ничего не доказывает.

— А если вдруг это вовсе статуи какого-нибудь французского революционного ваятеля, который спрятал их девяносто с лишним лет назад? — нашелся граф Тарло. — И предназначались они для той самой крепости Геракла. А не для храма, как полагает Варди.

Мари Ле Блан уставилась на него, оценивая услышанное.

— Если вы считаете, что тут какая-то афера — а я вижу, что вы невесть почему так считаете, — к началу аукциона у вас должны быть железные, хотя нет, мраморные доказательства! Все, не смею задерживать, жду новостей.

Тарло отложил карандаш и устало поглядел на Андре:

— Есть результаты?

— Прошу извинить, ваше сиятельство. По сведениям полиции в княжестве нет ни одной практикующей хиромантки или хироманта, и, признаться, я тоже ни о чем подобном не слышал.

— Безобразие, мы живем в самом конце 19-го века, человечество движется вперед семимильными шагами, пароходы мчатся через Атлантику, как борзые за зайцем. Люди взмыли в воздух и парят, будто птицы. А здесь, в центре Европы, невозможно отыскать захудалого хироманта!

— Прошу извинить, граф, мы на краю Европы.

— Это многое объясняет, — недовольно буркнул Тарло, постукивая карандашом по листу бумаги.

— Я велел полицейскому управлению выяснить, есть ли хироманты в Ницце и Генуе. Если и когда таковые обнаружатся, их пригласят для консультаций сюда.

— Ладно, велел, так велел. Хотя постой, осади назад. Андре, я еще со вчерашнего вечера хотел тебя спросить, с чего это вдруг стража так легко сменила гнев на милость у ворот замка.

— У нас маленькое княжество, служба в страже, как, впрочем, и в полиции, дело семейное. В каждом поколении дети, едва начав говорить, уже знают, что станут полицейскими, стражами или будут водить по морю свои шхуны. Все эти люди знают меня с малолетства. Мой отец был телохранителем отца его высочества. Я в свою очередь охранял его высочество во время поездок в Европу. Сейчас в охране его высочества служит мой старший брат.

— Да, это многое объясняет. Хорошо, пусть ищут и везут этих чтецов по пустым ладоням. Хотя времени уже в обрез. Кстати, быть может, в библиотеке принца есть книги по хиромантии? Быть может, они бы пролили свет. — Граф покрутил меж пальцами карандаш и снова уставился на рисунок ладони с прочерченными линиями, уголками и дугами.

— Уверен, что нет. Его преосвященство, господин епископ является одновременно и придворным библиотекарем. У нас маленькое княжество.

— Да, я уже заметил, — глядя на рисунки левой и правой ладони, тихо пробормотал Тарло. — Епископ одновременно и главный библиотекарь, и главный наставник юного наследника престола, и глава дипломатической службы. И все же, что бы это могло значить?

— Что именно вас беспокоит, граф?

— Погляди на свою ладонь.

Андре выполнил приказ, затем посмотрел на рисунок и пожал плечами:

— Конечно, моя ладонь отличается от этой. Но как утверждает господин Бертильон…

— Андре, спасибо тебе, я уже знаю, что утверждает господин Бертильон. Все эти линии на ладонях, все эти дуги и кольца на пальцах совершенно неповторимы. Более того, левая ладонь практически никогда не тождественна правой. Однако все же определенное сходство между ними имеется.

— Ну да.

— Но не в случае с Гераклом. Смотри, линии всегда одинаковы на всех левых и всех правых руках. Конечно там, где на правых руках они видны. На левой они видны непременно. И при этом линии одной и второй руки совершенно не похожи друг на друга. — Граф Тарло раздраженно поморщился и обвел жирным овалом изображения на левой руке. — Почему же почтеннейший Гипполох, создающий абсолютно точные, будто живые, изображения античного полубога, делает, как бы это так выразиться, анатомически неверные рисунки. Я уверен, это шифр! это не может быть случайностью.

— Похоже на правду, — согласился камердинер. — Но что может означать такая странность?

— Замечательный вопрос. Я бьюсь над этим уже три часа. Я не поехал на конную прогулку! И у меня нет никаких мыслей. Это просто какой-то король ребусов! — фыркнул Тарло и пририсовал корону над овалом. Пририсовал и тут же выронил карандаш, ошалело глядя на результат. — Матка Боска Ченстоховска!