А сейчас ничего. Я лениво разлепляю глаза и понимаю, что пространство в кровати полностью принадлежит мне. Лики рядом нет. Приподнимаю руку и смарт часы на запястье демонстрируют половину седьмого утра.

И куда унесло рыжую в такую рань? На завтрак с моей матерью?

Поднимаюсь с кровати, натягиваю джинсы и прислушиваюсь к звукам в доме. Подозрительно тихо. Не похоже, что вообще кто-то еще здесь проснулся кроме меня.

Сонно потираю глаза и тащусь в коридор. В доме по-прежнему ни звука, но понимаю, что далеко Лика уйти не могла: либо первый этаж, либо...

Дергаю ручку двери в ванную. Не заперто и никаких гневных возгласов «занято».

Но картинка перед глазами заставляет застыть. А заодно и похолодеть кровь в венах.

Подтянув ноги к груди и обхватив их руками, Лика в пижаме сидит прямо на коврике у унитаза. Изможденное лицо жмется к плитке на стене, длинные рыжие локоны хаотично рассыпаны по голым плечам.

— Ты чего? — испуганно хриплю я и осторожно протискиваюсь в ванную, прикрывая за собой дверь, а в голову уже толпой и в очередь выстроились дичайшие догадки.

— Боже, когда этот чёртов токсикоз закончится? — Шепчет Лика, облизывая белые губы.

— Тебя опять тошнит?

— Я уже не могу. Ну почему он такой вредина? — Слегка покачиваясь, бормочет она и прикладывает ладонь к животу.

Глаза Лики прикрыты и я даже не понимаю, игнорируется ли мое появление здесь или нет. Но по лицу цвета побелки и дрожащему голосу могу предположить что ей не особо интерес диалог со мной.

— Уйди, — Лика вдруг громко стонет и, рывком открыв крышку унитаза, усаживается на колени перед ним.

Волосы рыжей завесой летят на лицо, а худенькая фигурка буквально скручивается над белым фаянсом так, что вижу, как долбит дрожь по тонким пальцам, впивающиеся в его края.

Жуть. Хочется тут же отвернуться. Что я и делаю. Поворачиваюсь и собираюсь выйти. Но изнутри меня что-то одергивает. Туплю на дверь и понимаю, что могу только шагнуть назад. Двигаться вперед тело отказывается.

И я подчиняюсь этому порыву. Просто сажусь на пол позади Лики и аккуратно касаюсь ее волос, собирая их у нее за спиной. Молча держу рыжие локоны, пока она дрожит над унитазом.

И этот треш продолжается еще несколько минут. Затем Лика оседает с колен на пятую точку и наваливается на меня. Обхватываю рыжую руками, чтобы та не полетела прямо к полу. Я не чувствую ее веса. Лишь ощущаю, что к моей голой груди жмётся хрупкое и обмякшее тело.

— Жесть, — не выдерживаю и резко выдыхаю свои впечатления.

— Скоро должно пройти, — слабо проговаривает Лика. — По крайней мере, когда рожу -точно, — и даже пытается шутить.

А мне не смешно. Мне дико.

— Я думаю, что так быть не должно, — хмуро подытоживаю я.

— А ты врач, чтобы умничать?

Спокойствие. Только спокойствие. Уговариваю себя не кататься на этих гормональных качельках и, сжав челюсть, придавливаю Лику к своей груди. И моя рука сама тянется к ее животу. Забив на вялые попытки рыжей отпихнуться от меня, кладу свою ладонь туда, где уже заметно кругло. Лику словно током прошибает. Вздрогнув, она превращается в моих руках в натянутую струну. Мне пофиг. Растопырив пальцы просто обвожу медленный полукруг по животу, сминая ими ткань пижамы. Не знаю, с какого перепугу решаю, что это как-то может помочь Лике...

— Язвить можешь сколько влезет, — кладу свой подбородок на ее макушку. Делаю вдох и с языка едва не срывается: tu sens la fraise*. А говорю совсем другое, — но если тебе в ближайшие минуты не станет легче, то запихну тебя в машину и отвезу снова в больницу.

— Не хочу отсюда уезжать, — с испугом лепечет Лика мне в грудь.

— Тогда надо с этим что-то делать, чтобы таких приходов больше не было.

— Предохраняться надо было.

Терпеливо вздыхаю в солнечную макушку:

— В следующий раз так и поступим, а пока нужно найти хоть что-то, что поможет так не мучиться. Лекарства, сиропы, еда. святая вода там.

— Арбуз, — лепетание к моей груди уже более уверенные.

Прекращаю наглаживать беременный живот Лики и ловлю ступор:

— Чего арбуз?

— Это странно, — бормочет рыжая, — но мне кажется, если я съем арбуз, то все пройдёт.

— Ты. — повышаю голос, но... Спокойствие! — издеваешься?

Перестав прижиматься к моей груди, Лика поднимает голову и заглядывает на меня огромными голубыми океанами.

— Нет, — честный взмах золотистых ресниц отсекает какое-либо желание злиться и ставит в тупик.

Арбуз. В середине декабря. Я что? Похож на долбаного фокусника? Видимо, да, потому что с надеждой смотрят на меня не только небесно-чистые глаза, но и каждая веснушка на бледных щеках.

В моей голове раскидываются все варианты, но единственный и возможный приходит один. Без слов прислоняю изумленную Лику обратно к стеночке и испаряюсь из ванной. Мне просто нужна моя куртка.

Когда возвращаюсь, то Лика все еще подпирает спиной плитку и ошалело хлопает рыжими ресницами.

— Держи, — присаживаюсь напротив и протягиваю ей пол-упаковки арбузной жвачки.

Рыжик изумленно рассматривает сначала «Орбит», а потом меня. Непонимание сменяется в ее глазах удивлением. А я ожидаю услышать, что все не то и все не так. Но бледные сухие губы растягиваются в улыбке, а тоненькие пальчики тянутся за жвачкой.

Одна за одной белые пластинки исчезают из пачки, а замученные черты лица Лики расслабляются. Она блаженно закрывает глаза, медленно смакуя «Орбит».

И пока Лика пытается поймать свой арбузный дзен, сидя на полу в ванной и подпирая затылком стену, я пристально смотрю на рыжую. Чего жду? Сам не знаю, продолжая гипнотизировать веснушчатый нос.

— Кайф. Это гениально, — шепчет Рыжик. И, немного помедлив, все же добавляет. Так же тихо, но с замашкой на благодарность. — Спасибо, Марк.

— Угу, — просто мычу Лике в ответ.

А в моей груди все сжимается и тянет.

Мне хочется, чтобы ей стало легче...

& & &

Она улыбается. Все чаще и искреннее. Я знаю это, потому что наблюдаю за ней.

Наблюдаю утром за завтраком, когда мама щебечет вокруг Лики. Наблюдаю на берегу во время прогулок с Джеки. Я вижу, как становятся ярче голубые глаза. Лике легче здесь. Таких приступов токсикоза после арбузной терапии не было.

Морской воздух явно подошли ей больше, чем шикарный замок с охраной. Моя мама укрыла эту девочку полотном теплоты и заботы.

И они порой шушукаются и забрасывают меня неоднозначными взглядами. Остается надеяться, что ничего компрометирующего на меня маман не выдает. Чувствую себя иногда лишним в этом бабском царстве: мама, Лика и Джеки.