я успею быстро сделать пару шагов назад, вне видимости снизу.

Вижу, как сотрясается бедная дверь еще от одного удара. Из спальни выбегает мама. Наскоро приглаживая волосы на ходу, она нервно закусывает губу. Встав перед дверью, медлит какое-то время, словно готовя саму себя, после чего резко открывает.

Так обычно открывают калитку с диким зверем и тут же отбегают в сторону, давая ему выбежать и унестись прочь.

На пороге вижу отца.

Он в какой-то черной кожаной куртке (так идеально сидящей на нем в плечах, что не остается сомнений в ее пошиве по его размерам), джинсах, кроссовках. Из-под расстёгнутой кожанки выглядывает белая футболка.

На запястье ролекс, как всегда.

Его волосы в беспорядке, щетина чуть меньше, чем была на прошлой встрече.

Глаза сверкают, однако губы, словно живя отдельной от них жизнью –тут же расплываются в хищном оскале, едва он видит маму.

Папа не вносится в квартиру ураганом, что было бы логично после таких ударов – а заходит медленно. Ленивой, вальяжной походкой, словно пришел на званый ужин.

После чего мягко прикрывает за собой дверь.

– Что тебе надо, Джек? – голос мамы жесткий, сухой. Она скрещивает руки на груди.

Но я-то видела, как она готовилась пару секунд прежде, чем открыть дверь.

Папа усмехается одним ртом:

– Надо же. А я думал, вы заняты.

– Так и есть – мама недовольно кривит губы – так что не понимаю, зачем ты пришел.

– Даже не спросишь, откуда я знаю?

– Что знаешь?

Он делает к маме последний шаг, не оставляющий теперь между ними и полу-ярда, и говорит едва слышно:

– Что вы заняты.

Вижу, как у мамы по рукам пошли мурашки.

Она быстро расцепляет руки, чтобы убрать с них внимание и не дать отцу увидеть то же, что увидела я даже со второго этажа.

Делает шаг назад, вновь выстраивая с ним дистанцию:

– Наверняка, сказал кто-то из детей.

– А почему не ты?

– Я не обязана отчитываться перед тобой, Джек. Эти времена давно прошли.

– Глубоко заблуждаешься – смеется – эти времена будут длиться столько, насколько хватит твоей жизни.

– Убирайся из моего дома.

– Некрасиво как-то вышло, да? – вместо того, чтобы уйти, папа непринужденно садится на верхний этаж обувнушки, приспособив ее как табурет, и закидывает ногу на манер американской четверки9 – договорились встретиться. У вас появляются дела. А меня об этом никто даже не предупреждает. Я прихожу, жду вас, как идиот..

– Неприятное чувство, да? – с каким-то агрессивным прищуром (совершенно ей не свойственным) уточняет мама – ждать кого-то, кто в итоге не придет.

– Ну тебе-то лучше знать, детка – соглашается он, ввергнув ее в еще бо́льшую ярость – но мне не понравилось. Кстати – демонстративно оглядывается вокруг – не заметил, чтобы вы были слишком заняты.

– Мы собираемся – кивает в сторону спальни – я как раз почти закончила паковать сумку. В бассейн.

– Это и есть то неотложное дело, которое не терпело до другого дня или часа? Занятно.

– Не веришь собственной дочери?

Папа вскидывает бровь, самодовольно оскалившись.

Мама осознает лишь через секунду.

– Откуда, интересно, ты знаешь, что именно Джейзи мне сообщила об этом? – он чуть склоняет голову, наслаждаясь маминым замешательством – ты сказала, что не знаешь. И я об этом не говорил.

– Это логично – всплескивает руками, понимая, что теряет контроль над ситуацией – ты всегда с ней общался больше.

– Чушь.

– Это правда, Джек.

– «Мягче» и «больше» – разные вещи – поднимается с обувнушки в такой же ленивой манере, не спуская с мамы глаз – значит, просто догадалась?

– Просто догадалась – опрометчиво соглашается она.

И тут улыбка напрочь сходить с лица папы.

Проведя языком по верхним передним зубам, он цокает:

– Знаешь, из тебя херовая актриса как была, так и осталась. Просто хотел посмотреть, как долго ты продержишься.

Мамины глаза начинают сверкать:

– Да пошел ты, Джек – холодно отсекает – то есть, «папуля».

Папа медленно хлопает, широко разводя руки при каждом хлопке, точно на каком-то представлении:

– Умничка. Еще не так безнадежна. Именно на этом ты и спалилась, не считая главного.

– Чего же?

– Того, что Джи в принципе мне ответила бы. Еще когда ты отправила первое смс – до того, как я даже прочел его – я знал, что будет что-то не то. Но едва увидел «па», как сразу понял, в чьей наманикюренной лапе мобильник моей дочери.

– Молодец, детектив.

Мама вновь воинственно скрещивает руки на груди, кивнув на дверь:

– А теперь можешь идти.

– Могу, но не стану. Где дети?

– Они заняты, сказала же тебе.

– Ага, сказала – он изучает ее цепким взглядом, словно испытывая на стойкость – только почему-то с телефона Джи и от ее имени. Повторяю еще раз – где дети?

– Они не дома. Гуляют с друзьями.

– Надо же. Джи ушла без мобильника?

– Она его забыла. Поэтому, когда ты ей написал, я и решила, чтобы никого не запутать ..

– Не еби мне мозг, Гвен – резко и жестко обрывает.

После чего склоняется к маме:

– Ты запретила детям идти на встречу со мной. Написала с телефона Джи мне об этом. И у тебя только одна попытка найти достойную причину для этого, чтобы я не решил, что ты в конец охренела.

Вновь смягчившись, он беззаботно жмет плечами, снова отступив на шаг:

– Нет, у меня есть, конечно, собственная версия на счет того, что у тебя просто начальная стадия деменции, и ты не ведаешь, что творишь. Но, будь добра, покажи мне тогда справку. Нет, твое поведение и возраст сомнений не оставляют, не подумай ничего такого – просто хочется увидеть медицинское тому подтверждение.

Мама поджимает губы, когда он упоминает возраст, умудряясь даже сейчас помнить о своей идее-фикс:

– Причина проста, Джек – заявляет она – мы просто от тебя устали.

Запрокинув голову, отец начинает хохотать. После чего, театрально смахнув слезы смеха, уточняет:

– С каких пор ты и твоя деменция стали двумя разными личностями? Вы решили, вы сделали. «ВЫ устали».

Мама вновь указывает на дверь:

– Пошел вон.

И вот тогда беззаботная маска слетает с лица отца окончательно, не грозясь вернуться туда с поражающей легкостью и быстротой в ближайшее время:

– Пошутили и хватит – цедит он, угрожающе склонив голову – это был очень неразумный шаг с твоей стороны, Гвен. Пытаться мешать моему общению с детьми.

От возмущения мама совершенно искренне всплескивает руками:

– Мешать чему, прости? – желчь так и льется из нее, прежде копясь там, видимо, годами – общению