едва слушал — еда была восхитительна. Но тяжела была мысль, что двумя десятилетиями ранее те же самые блюда стояли на столе в его доме, те же разговоры велись с его отцом, а мать, так закончившая, спившаяся мать надевала вечернее платье и украшения и усаживалась за рояль. То, казалось, был иной мир. Иная жизнь, затонувшая после столкновения с айсбергом.

— Вам не нравится наша болтовня? — позже спросила его Альма.

— Нет. Вернее… Я слышал достаточно политических разговоров и ни один из них не привел к хорошему делу.

Она слабо улыбнулась.

— Папа нынче сказал, что помнит вашего папу. Папа сказал, его звали Райко.

— Все так. Если он помнит, что его звали Райко, значит, ваш отец хорошо знал моего.

— Папа сказал, вы из очень хорошей семьи, просто вам не повезло. Оттого мне нельзя задирать нос. — Она опустила глаза. — О чем вы думали за столом? У вас был такой сосредоточенный вид.

— Наверное, о том, как легко все потерять, намного легче, чем нам кажется, и часто мы не может это предотвратить.

— Я считаю, можно предотвратить все, — ответила Альма.

— Даже войну? Голод? Смерть близких?

— Я не вправе судить об этом. — Она прочистила горло. — Но я считаю, что мы можем… принять правильное решение. Например, я — папа отправил меня в Америку, и я ни в чем не нуждалась.

— Я понимаю, о чем вы. Но все же я верю в судьбу. Вернее, в то, что большинство событий неотвратимы.

Внезапно Альма рассмеялась.

— Вы верите в судьбу? — весело спросила она. — Неужели? Значит, вы захотите посмотреть на нашу девочку. Нет, она не наша. Ее нашла Жаннетт, приятельница папы. Она милая маленькая девочка, но она угадывает, что было в прошлом у человека, и главное — она рассказывает, что с ним произойдет дальше.

— Вы в это верите? — неуверенно спросил он.

— Во что?

— Что она умеет предсказывать судьбу.

— Нет. Я не верю в судьбу. Я верю в волю и правильный выбор — как я сказала ранее. Но гостям Софи нравится. Раньше крутили столы, чтобы вызвать духов, а Софи… точно такая же.

— Значит, она шарлатанка? — уточнил он.

— По моему мнению, она сама верит в то, что говорит. Но, я считаю, она очень хорошо понимает людей. Как это называют? Психолог? А будущее она выдумывает, как ей самой хочется. Если вы ей понравитесь, она нагадает вам долгую жизнь и богатство. Жаннетт приводит к нам ее иногда. Можете прийти к нам посмотреть на Софи.

— А Жаннетт, — спросил он внезапно, — это кто?

— Жаннетт Воскресенская, журналист, они с папой дружат. Вы ее знаете?

— Мы с ней встречались, — решив не лгать, сказал он.

— Так хотите?

— Да… да. Но если вы пообещаете, что ваша девочка нагадает мне 90 лет жизни и пять миллионов.

— Возможно, в следующий раз Жаннетт еще приведет кого-то из партийных, — уже говорила она, — не очень хорошо, что я ни разу не говорила ни с одним партийным. Да, это не очень хорошо. Хочется посмотреть своими глазами. Они, наверное, ужасны, но… хочется с ними поспорить.

Софи — невысокая девочка-девушка в черно-белой школьной униформе, с лицом изящнейшим, утонченно-горестным, на котором выделялись особенно глаза — глубокие глаза, сильные печалью. Встретив его внимание, она не опустила этих глаз, не отвернулась — она смотрела прямо, а он был мебелью, не человеком.

Альма появилась и обняла ее за плечи.

— Как вы хороши, Софи! Спасибо, что пришли.

Теперь Софи опустила голову. Она не отвечала. Левая рука ее держала правую, ноги скрестились, как в кокетстве, но столь не чувственно, почти неестественно, как у тряпичной куклы…

— Вот, позвольте, мой новый гость, — улыбаясь, говорила Альма. — Полагаю, ваш новый поклонник. Посмотрите, как у него обстоят дела?

Софи кивнула, не смотря на них.

— Замечательно. И с вами захочет поговорить г-н Л., ему нужен ваш совет касательно… А, впрочем, сами услышите. Пожалуйста, синяя комната — ваша. Софи?

За руку Альма повела ее в гостиную. Их приветствовали радостными восклицаниями — Софи в доме генерала считалась знаменитостью. Жаннетт, с которой Альма мимолетно обнялась, иронично улыбалась. Нынче она показалась ему постаревшей, но знакомо энергичной, прямой и яркой. Жаннетт его узнала — и улыбка слезла с ее губ.

— А, это… — сумела проговорить она.

— Приятно с вами встретиться, Евгения. Как вы поживаете?

Из-за спины Жаннетт донесся кашель. То был ее второй спутник — лет двадцати пяти, явно южанин, но чрезмерно бледный, словно бы больной; лицо у него было беспокойное, с крупными чертами, глаза на нем — темные, но и неестественно красные, что отторгало от него; волосы стрижены по андеркату, популярному на юге. Одет он был по молодежной моде: бежевый пиджак был велик ему в плечах, вместо галстука — клетчатый объемный шарф, здесь же — массивные бежево-черные ботинки и бежевая шляпа, и тонкий зонт с ярким узором по краям.

— Привет, — просто сказал этот новый человек.

— Э-э-э, хорошего… вечера.

Альме, что возвратилась в прихожую, не понравилось незнакомое лицо. Она с сочувствием взглянула на длинный нос с горбинкой и сказала:

— Кажется, я несколько отстаю от моды. А что это у вас вон там?..

— Это же тренчкот, — как дикой, сказал этот человек.

— О-о-о… а обычные плащи уже не носят?

Тот глядел на нее, как на обыкновенную дуру, и молчал.

— Ну, вы можете пожать мне руку. Я Альма, хозяйка.

Нехотя тот взял ее раскрытую ладонь. Дитер рассмотрел, как по-женски тонка незнакомая рука.

— А как вас зовут, извините?

— Альберт Мюнце, — сказал он тихо.

— Просто?..

— Да, — ответил он, не смутившись.

— Как-как ваша фамилия, простите?

Он повторил.

— А вы не родственник партийного?.. Что идеолог.

— Я его сын.

— Понятно… Но кем вы все-таки работаете? Извините за такой допрос…

— Я понимаю. В прокуратуре.

— О-о-о… правосудие.

— Да.

— Вы очень молоды, — явно намекая, заметила она.

— Извините, но я вас не понимаю.

Речь его была мягка, но и по-южному неправильна. Беззастенчиво он путал суффиксы существительных, неверно произносил дифтонги, привычные слуху северянина слова заменял своими, южными. Альма вслушивалась в его речь, отчего выражение ее стало неприятно напряженным. Быть может, эта чужая речь вкупе с внешностью так подействовали, но Дитер почувствовал неприязнь к Альберту Мюнце. Человек этот был опасен. Неприязнь отразилась в его глазах, и Альберт, взглянув на него случайно, различил ее. В краткое мгновение Дитер заметил, как глаза эти налились красным. Потом Альберт Мюнце поспешно отвернулся и полез за носовым платком.

— Извините… извините.

Альма ничего не понимала. Она заглянула Альберту за