голову воду. Осторожно, чтобы не расплескать. Не успела я возразить, как его пальцы, мягко массируя, принялись намыливать мои волосы.

– Знаешь, Сонья, дело даже не во мне – это кровь Иных. Все женщины, что попадают к нам, за редким исключением, сопротивляются. Они не понимают происходящего. Не чувствуют эту связь; пытаются её порвать. А мужчины с ума сходят. Это странные чувства. Словно тебя зимой в прорубь с головой! Ты выныриваешь, хватаешь воздух ртом, а он застревает в твоей груди. Тебе страшно, Сонья? А представь, что ощущаю я каждый раз, как слышу твоё «нет». Когда вижу, как ты смотришь на других. Я убить готов только за взгляд. Я Иной, моя маленькая послушница. И я своё получу любой ценой!

– Что же ты сделаешь, если я откажу, Лассе?

– Ты не откажешь! Ты уже моя! – он поднял руку и провёл большим пальцем по браслету. – Я знаю истории мужчин своей семьи. И ещё будучи подростком сделал вывод, что слова – это пустое. Уговоры не дадут результата, пока на руке твоей женщины не окажется брачный янтар. Так он называется. Сначала сделай своей в глазах других Иных, а уж потом покоряй.

– И как же вы покоряете? – мой голос звучал глухо.

– Ждём, – он пожал плечами и смыл мыло. – Иные терпеливые, когда дело касается их женщин. Некоторые запирают избранных в своих спальнях и соблазняют их, вползая в их души, что змеи. Неделя, месяц, год… Но мы всё равно оказываемся здесь, – его ладонь скользнула вниз, безошибочно найдя место, где бешено билось моё сердце.

– Ты пытаешься меня напугать?

– Что ты, Сонья! Просто хочу, чтобы ты оценила мои старания, – его лицо подёрнулась дымкой. – Я ведь могу сейчас просто не спрашивать – запереть. Лишить всего и оставить только себя. Но… я не стану этого делать. Лучше я докажу, что лучшего мужчину тебе не найти.

Мне стало неуютно в его объятьях и немного страшно. Но казалось, он специально вызывает во мне эти чувства.

– Зачем ты делаешь это? Злишь?

Он молчал. Его руки сжались сильнее. Прошла пара мгновений.

– Я сам себя не понимаю, – наконец, выдохнул он.

Потянувшись за широким обрезом ткани, северянин бросил его на пол.

– Сейчас мы вытрем тебя, и ты ляжешь отдыхать.

– Лассе?

Подхватив, он осторожно помог мне выбраться из бочки. Стоя на куске ткани, я позволяла ему помогать обтирать своё тело. Понимала, что у него нет на это права, но молчала. Что-то подсказывало мне, что нельзя ему дерзить.

Тут нужна хитрость, а это качество не в моём характере.

Не умела я юлить и изворачиваться.

– Готово, – он откинул влажную ткань и подал мне свою тунику.

Надев её, я легко переступила на матрас и, усевшись, завернулась в одеяло.

– Бочку сейчас перенесут в умывальню. Завтра можно будет мыться там. Братья туда не сунутся.

– А?.. – я указала в сторону коридора, намекая на Рольфа.

– За него не переживай. Он всегда знает, когда стоит являться, а когда нет. Но мне спокойнее, что он рядом.

– Почему?

– Причин тому очень много. Но, скажем, он самый непредсказуемый из всех моих братьев.

– А ты, Лассе, любишь всё и всех контролировать?!

Он приподнял брови и улыбнулся.

– Вот видишь, как хорошо ты понимаешь тонкую организацию моей души. Ложись и закрывай глаза.

Обняв мягкую подушку, я подчинилась.

Лёжа под одеялом, наблюдала, как он выносит воду и вытаскивает здоровую купель в коридор. И делает это так легко, словно она весу не имеет. Никому из воинов дозволено войти в спальню не было. Последним исчезло и моё мокрое платье.

Северянин скрылся в очередной раз за ширму и пропал.

Из умывальни доносился неясный шум воды.

Может, он тоже решил ополоснуться?

Я с тревогой ждала его возвращения.

Шкура отогнулась, и вновь появился мой северянин в одном куске ткани, висящем на бёдрах. Лассе зажёг лампу, поставив её на стол. Затем, встав ко мне спиной, натянул штаны. Сгорая от смущения, я крепко зажмурилась.

Когда открыла глаза, он, уже расправив моё серое простенькое платьице, развешивал его на краю стола.

– Я его утром постираю, – шепнула я.

– Я уже постирал, – отмахнулся Лассе.

– Но… – я смотрела на него во все глаза.

– У тебя все руки в шрамах и порезах, – негромко пробормотал он. – Хватит с них. Пока мы здесь, стирать буду я. А как выберемся, так и найму кого.

– Это женская работа. Я привыкла…

– Кто тебе такое сказал? – не дал он мне договорить. – Я знаю только одну женскую работу – детей рожать. А со всем остальным может и мужчина справиться. Пусть твои руки хоть немного отдохнут и подживут, Сонья.

Смутившись, я натянула одеяло выше.

Надо мной послышался лёгкий смех. Сев на матрас, Лассе подтянул к себе холщовую сумку. Порывшись в ней, достал кусок темной древесины, размером с ладонь, и нож.

– Что это? – я вытянула шею, пытаясь рассмотреть необычную резьбу.

Он бросил на меня очередной молчаливый взгляд и принялся наносить мелкие штрихи на дерево.

– Лассе? – подтянув одеяло к подбородку, я выглянула из-за мужского плеча. – Покажи!

Он не проронил ни слова, словно специально разжигая моё любопытство.

– Не будь таким! – проворчала я обижено и села.

Бросив на меня задумчивый взгляд, он, наконец, отложил в сторону узкий короткий нож и распахнул сумку шире. Вытащил оттуда резную блестящую рукоять ножа и протянул мне.

Я никогда не видела столь искусной работы.

На меня глядела огромная сова. Резьба была настолько детальной, что я различала даже отдельные перья. Птица держала в лапах змею.

Перевернув рукоять, я обнаружила выемку.

– Это для клинка, – подсказал муж.

– Она так блестит, – прошептала я.

– Это потому, что я пропитал её льняным маслом.

– Я таких не видела, – моему восторгу не было предела. – Какая она красивая.

– Так делаются ритуальные ножи северян.

– Сова, как живая, – я с восхищением взглянула на своего мужчину. – А можно… её мне?

– Зачем? – он склонил голову набок.

Облизав нижнюю губу, не знала, что ответить. Мне просто нравилась эта вещь.

Нравилась настолько, что я готова была попросить подарить её.

– Ты не отдашь, да? – мой голос дрожал.

Прижав рукоятку к груди, я просяще взглянула на него.

Улыбнувшись, Лассе забрался в сумку и вынул ещё с десяток фигурок. Медведь, ворон, кажется, олень. Недолго думая, я подгребла их к себе и принялась разглядывать каждую.

– Они прекрасны!

– Я рад, что хоть какая-то часть меня тебе пришлась по душе, – хмыкнул мой мужчина.

Поджав губы, я собрала рукоятки ножей в обе ладони и прижала к себе.

– Зачем они тебе,