– Ну нет, так нет, – пошёл он на попятную. – Скучные вы.

– Больше никого не нужно. Я не чувствую ничего, – Лассе смело шагнул вперёд, небрежно отпихнув ногой тела женщин.

Повисла гнетущая тишина.

– Скажи-ка мне, Фальк, а почему всё самое интересное и щекочущее душу всегда достаётся Лассе? – Хаук выглядел недовольным.

– Не поверишь, братишка, я задаю себе этот вопрос уже очень много лет, – невозмутимый блондин хмыкнул и зашёл в библиотеку.

Ухватив иссушенные тела, он сдвинул их в сторону, освобождая проход.

Появившийся из туннеля, Лассе проследил за действиями брата и кивнул. В его руках я увидела старые покрытые плесенью кожаные футляры.

– Д-да, – прохрипела Светла. – О-ни…

Я снова покосилась на послушницу. Слишком хорошо она говорила. Я прекрасно помнила, как бился со мной отец: я днями оттачивала произношение букв. А она…

Оставив нас снаружи у перил, Хаук направился к братьям.

– Светла, – шепнула я, – ты не была нема с рождения?

– Н-нет, – она поджала губы. – Я жри-ца, Сонь-я. Бы-ла ею.

Я медленно обернулась на женщину, что долгие годы была мне самым родным человеком. Жрица! В её глазах я видела страх. Признание не далось ей легко.

Я не верила, но…

Светла всегда была на полголовы выше остальных послушниц. Она никогда не плавала в туман. Редко выходила из храма. Работала на кухне и ни разу не была наказана. Даже если её ловили на чём-либо – все прощали.

– Как? – я всё не могла осознать услышанное. – Нет! Но… За что тебя так?

– Д-дети, – прохрипела она. – Я пы-талась вы-вести детей.

По её подбородку стекала кровь: густая, тёмная.

– И те-бя от-тцу отдала, – она опустила голову.

Уперевшись в перила ладонями, я тяжело вздохнула. Воздух застревал в груди. Папа никогда не рассказывал, как выкрал меня из храма. Мы несколько лет прожили с ним в хижине на противоположном берегу реки и ни разу он не обмолвился ни о побеге, ни о моём спасении.

– Ты, – пробормотала я. – Но нас всё равно нашли.

– Не я! – она быстро замотала головой. – Выс-ледили.

– Но ты стала послушницей, – я пыталась заглянуть в её глаза. Ей было так же трудно говорить, как и мне.

– Наказание… – уголки её перепачканных кровью губ приподнялись. – Не жалею! Я всег-да л-любила тебя. Вс-сегда! Моя д-девочка!

– Есть! Вот она! – возглас Хаука прервал наш разговор. Мужчины раскрутили на столе потемневшую карту и водили по ней пальцами.

– Пой-ду на кухню, – развернувшись, Светла медленно побрела на выход, оставляя меня с мыслями наедине.

Глядя на тела мёртвых женщин, я ощутила страх. Мне казалось, что в этом храме я знаю каждый угол, каждый закуток…

«Страж!» – я уставилась на высушенную послушницу. Её седые волосинки слабо трепал сквозняк.

Передёрнув плечами, крепче вцепилась в перила. Там, внизу, сидели женщины. Жрицы жались друг к другу и со страхом смотрели на меня.

Как быстро они превратились в жалких клуш! Зверьё! В их глазах плескалось безумие. Неудивительно, что они истошно воют в припадках.

Только Верховная сидела отдельно и держалась ближе к алтарю. В её противных рыбьих глазах я легко угадывала ненависть.

Улыбнувшись, я издевательски помахала ей.

– Ты помнишь его? – мой голос эхом отразился от стен. – Моего отца? Нет! А я помню. Каждую чёрточку его лица. Твои печати слабее моей ненависти, старая карга! Слышишь? Я говорю.

Захохотав, я отправилась вслед за Светлой. Обернувшись, увидела, что угрюмый Фальк следует за мной по пятам.

Глава 38

Склонившись над широким тазом, я пыталась хоть как-то ополоснуться перед сном. Бочку отсюда уже давно вынесли, а пол просушили. Немного остыв, я поняла, как ужасно поступила, желая насолить Лассе. Его люди старались – воду для меня грели, таскали её наверх да так, чтобы сон мой не потревожить, а я вот так просто обесценила их труд.

Стыдно…

Так что теперь я даже заикнуться боялась о том, что мне нужно как следует вымыться. Принеся таз и ведро холодной воды, пыталась справиться самостоятельно. Раньше ведь получалось.

В коридоре кто-то ходил.

Приспустив платье с плеч, я постоянно оглядывалась на занавеску. Мужчины опять что-то таскали. Возможно, выносили купель из нашей спальни. О том, чтобы её использовать и мысли не было. Я и так уже отличилась. Представляю, что теперь обо мне думают.

Тяжело вздохнув, зачерпнула в ладонь немного бесценного мыла и старательно потёрла шею и грудь.

Снова тяжёлые шаги.

Я замерла.

Возможно, это Рольф. Его бестактного появления я боялась более всего. С этого станется. Поди и пойми, где он – в комнате или за храмом шастает.

Кое-как смыв мыло, натянула повыше влажное платье.

И снова громкие шаги за ширмой.

Обернувшись, я поймала на себе пылающий взгляд уже привычно лиловых глаз туманника. Иной и не пытался скрыть свою суть.

Уперевшись рукой на косяк, Лассе усмехнулся, недобро так…

– Надеюсь, ты и сама поняла, насколько необдуманным был твой выпад с бочкой, правда? – в его голосе я слышала укор.

Что же, вполне заслуженно. Но во мне взыграло упрямство: не собираюсь я тут слёзно просить прощения, потому как и его вина тоже была немалая. Поджав губы, я схватилась за тряпицу и принялась снова тереть шею, не обращая внимания на то, что вода попадает на и без того мокрое платье.

Лассе, стоя за моей спиной, молча, наблюдал. Я отчётливо слышала его тяжёлое дыхание. В какой-то момент напряжение стало просто невыносимым.

Мои ладони мелко дрожали. Хотелось трусливо прошмыгнуть под его рукой и скрыться куда-нибудь. На кухню, например.

– Упрямица! – услышала я над собой. – Будешь мучиться, плескаться в холодной воде, но виду не подашь, что жалеешь о содеянном. Сонья, откуда в тебе так много гордости? Хотя… Мой отец часто говорил, что сияющая для Иного – это воплощение его идеала. Только особенная, совершенная тронет его душу настолько, что она воспарит и воспламенится.

– Видимо, он ошибся, – пробурчала я. – Твоя душа вроде как нигде не пролетала, и огненного зарева тоже не наблюдается.

– М-м-м, дерзишь?! – его ладонь скользнула по моей голове и запуталась в волосах. – Попроси меня, вишенка. Скажи, что ты хочешь, чтобы тебе вернули ту бочку и принесли горячей воды.

– Мне и этого вполне достаточно, – упрямо выдохнула я.

– Ослица!

Я и пискнуть не успела в ответ. Склонившись, Лассе подхватил меня на руки и вынес из умывальни.

Неся по коридору, он снисходительно поглядывал на меня сверху вниз.

Отодвинулась тяжёлая шкура, закрывающая вход в нашу комнату, и не успела я сообразить, что к чему, как оказалась в купели. В той самой, что мылся