Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…А затем срочно выключили газ в камине и загасили пламя?
Вопросы, вопросы. И хоть бы один уверенный, неколебимый ответ. А пока – одни гипотезы, которые начинаются словом «вероятно» и заканчиваются фразой «может быть».
Отчет говорит: в разбитом бокале оказались остатки вина, идентичного содержимому одной из открытых бутылок. Отпечатков пальцев на нем нет.
"Ничего странного, – подумал Турецкий. – Лебедева могла собрать осколки, надев резиновые перчатки домработницы, чтобы не порезаться. Как говорится, «а ларчик просто открывался».
В камине обнаружены свежий пепел и уголь от натурального дерева. Горели осиновые поленья. Такие же нашлись во встроенном чулане в глубине каминной.
Отпечатки пальцев, найденные в квартире, в основном принадлежат хозяйке и домработнице. Некоторые идентифицировать не удалось.
Турецкий встретился с другом Туси, как и обещал, на следующий день. Перед отлетом в Париж хотелось покончить со срочными делами в Москве.
– Посмотри внимательно на эти снимки.
Он протянул Антону пачку фотографий, сделанных на теннисном корте на даче Разумовского-сына.
– Кого-нибудь узнаешь?
Антон вперился взглядом в блондина в найковском костюме. Узнал сразу.
– Да, это тот самый козел, которого я подсвечником по башке огрел.
– Сто процентов?
– Двести! А кто он, можно узнать?
– Пока нельзя. Так, один моральный урод, этим все сказано. Сейчас я тебе покажу еще пару снимков. Изображение плохое, но ты напрягись.
Он выложил перед Антоном листы черно-белых фотографий. Изображение было снято с пленки камеры наблюдения в клубе «Кафе на Ордынке» и многократно увеличено.
– Присмотрись. Это двое мужчин. Это Туся, – объяснял Турецкий, водя пальцем по расплывчатым и трудно поддающимся идентификации силуэтам.
– Зерно слишком крупное, – страдающим голосом ответил Антон. – У вас монитор с каким разрешением?
– Я этой ахинеи компьютерной не понимаю, – признался «важняк». – Если хочешь, я тебя отправлю к нашим компьютерщикам, там на месте и разбирайся. Ставлю задачу: постарайся опознать людей, которые сажают Тусю в машину. Хотя, вероятно, ты их не знаешь.
– С ней что-то случилось? Она жива? – взвился Антон. – Почему вы мне ничего не говорите! Вы что-то знаете!
– Работа такая, – вздохнул Турецкий. – Тусю последний раз видели на парковке возле клуба. К ней подошли двое парней, усадили в машину и увезли. Вот и все, что я пока знаю. Случайно они попали в объектив камеры наблюдения, когда усаживали ее в машину. Марку машины мы еще не идентифицировали, а вот физиономии тех двоих распечатать смогли.
– А пленку просмотреть можно?
– Можно. Вот тебе пропуск. Я им позвоню, скажу, что ты приедешь. Успеха! Звони мне на мобильный, когда справишься.
– А если я никого не узнаю?
– Все равно звони.
Турецкий проводил Антона до двери кабинета.
– Ты едешь в Париж? – ахнула жена, и в ее голосе послышались нотки ревности – но не к мужу, который уезжает в командировку, а к городу ее мечты.
– Ну и что? Ну еду! – буркнул Турецкий, влезая в домашние шлепанцы. – Не понимаю, почему вокруг этого столько шума.
Про себя он подумал, что, если бы Ирина узнала, что он намерен в Париже посетить фирму Картье, она бы в обморок упала от нервного потрясения.
Немедленно посыпались заказы на парижские сувениры. Дочь не отходила от папы, притворяясь самой послушной девочкой в мире в обмен на кучу плакатов и «еще что-нибудь замечательное, чего в Москве ни у кого нет!».
– Мюссе! – стонала жена, собирая «командировочный» чемоданчик Турецкого. – Лувр! Галерея Трокадеро! Парижская Опера! Монмартр… Ах!
«Важняк» тихо скрипел зубами. Он что, виноват, что знаменитый ювелир открыл свой торговый дом в Париже, а не в селе Гадюкино?
Вечером на мобильный Турецкому позвонил Антон. Мордоворотов, увезших Тусю, он так на пленке и не опознал. Голос у него был грустный.
И это была не последняя плохая новость. Буквально за час перед вылетом, когда начиналась регистрация пассажиров на рейс Москва – Париж, Турецкому позвонили на мобильник и сообщили о том, что обнаружено тело Анастасии Смирновой.
Туси…
Значит, он опоздал.
Турецкий почувствовал себя препаршивейше.
Он связался с ребятами из компьютерной лаборатории. Они всю ночь и весь вчерашний день провозились с пленкой из камеры слежения, пытаясь по нечеткому профилю автомашины определить ее марку, модель и другие характеристики. И почти все – впустую. Заниматься только пленкой Турецкого до скончания веков они не могли. Их ждала куча не менее срочной, не менее важной работы.
«Важняк» с тяжелым сердцем позволил пока, до его возвращения, отложить идентификацию автомобиля.
«Пассажиров, вылетающих рейсом… Просьба пройти на регистрацию…» – мягко и монотонно звучал в динамиках голос диспетчера.
В самолете Турецкий пытался уснуть, но не мог. Его раздражали восторженные голоса, щелканье фотокамер и хихиканье женщин из туристической группы, которая занимала в самолете соседние места. Все женщины, улетающие на десятидневный тур по Франции (с тремя днями на курорте в Сан-Тропе!), пребывали в уверенности, что, стоит им шагнуть на землю д'Артаньяна и Алена Делона, как их мгновенно окружат толпы любвеобильных французских мужчин. Эти пылкие безумцы («Не то что наши мужики!») незамедлительно предложат им бросить мужа и детей, двухкомнатную квартиру в Бирюлево, работу в скучном офисе и остаться с ними во Франции навсегда…
Турецкий знал не лучшую сторону французского национального характера (приходилось бывать во Франции по работе, и среди французских коллег имелись знакомства), и его так и подмывало сказать туристкам что-нибудь отрезвляющее, но зачем?…
Свой «командировочный» чемоданчик Турецкий в багаж не сдавал – по габаритам чемодан подпадал под определение «ручная кладь». Поэтому «важняк» прошел таможню самым первым и раньше других оказался по ту сторону стеклянного барьера, откуда свободно и доступно простиралась на все четыре стороны территория Франции.
Он уже издали заметил белую бумажку с собственной фамилией, написанной по-французски и, разумеется, неправильно.
– Бонжур, мадам, – сказал «важняк» встречавшей его стороне почти единственную фразу, которую знал по-французски.
– Добрый день, – по-русски с приятным акцентом ответила мадам. – Меня зовут Ольга Ионеску. Я буду вашим адвокатом, а заодно переводчиком и гидом, – она широко улыбнулась, показывая, что два последних пункта программы не входят в число ее профессиональных обязанностей, но она согласилась сделать скидку для русского клиента. – Ваше руководство просило оказать вам содействие, меня просили вам помогать. Если вы не собирались сейчас перекусить…