иногда мне приходилось кривить душой, но это только ради блага своего государства. Малая жертва на пути к гармонии. И повторюсь, в отличие от Вас, на моих руках нет крови.

Он зааплодировал.

— Браво. Такое превосходное знание методичек меня поражает. Но, знаете, в чем проблема? Ваша пламенная речь ни на йоту не соответствует действительности. Я прожил длинную жизнь, и пропаганда никогда не менялась. Почему то, всегда считается, что критерием хороший жизни граждан является плохая жизнь за границей. Во все времена, главным аргументом в пользу действующей власти была разруха у соседей. При это, вы не замечаете главному — разруху у себя. Не только в аппарате управление, но и в своих головах. Вы возвели ложь до абсолюта, сделав из нее истину. Но дело в том, что ложь по определению не станет истинной. Это невозможно. Вместо того, чтобы оглядываться на соседей, посмотрели бы лучше на себя. И поняли бы, что все те критерии о которых расписывали, являются не вашими сильными сторонами. Они искусственно созданы. Все ваше преимущество — это фикция. Революция — это всегда сложно. Вы правы, исход, может быть, не предсказуем. Так что из этого? Сидеть и бояться? Пустить все на самотек? Я понимаю, почему не все люди согласны выступить против власти, даже понимая, что творится полное беззаконие. Боязнь, что достигнуть цели не удастся, а потом станет в разы хуже. Но для этого Я здесь. Если новое правительство станет не на правильный путь, моя рука не дрогнет. Я уничтожу и его. Пока не добьюсь нужной цели. А если такое не произойдет… Что ж, тогда у земли нет шанса. Вы все обречены на смерть. Мне понравилась ваша речь, уж больно она пламенная. Надеюсь, вы действительно просто такой человек, до глубины души любящий работу, которому просто, говоря вашим языком, промыли мозг. Вы рассказали мне государственную точку зрения, но сегодня мы впервые услышим голос народа. И Я уверен, вы услышите для себя много интересного. А теперь оставьте меня. Хочу побыть в тишине, перед представлением.

Итак, на главное арене уже было трое участников. Армия с журналистами прошли через один проход, Он же просто телепортировался. Пришла пора второго прохода из пяти.

Под звуки баранов на главную аллею оттуда стала выходить колона людей. Первый ряд нес огромной транспарант, на котором написана очень лаконичная фраза: «За Президента!» Она была написана от руки, коряво, словно на скорую руку. Он сразу узнал людей, несших его: чиновники среднего и мелкого звена.

Транспарантов было много, кто на что горазд. «Не дадим разграбить страну!», «Руки прочь от нас!», «Нас не надурить!» … Это лишь малая часть, к сожалению, самые интересные из них нельзя привести в пример, поскольку содержат не особо культурные слова.

Кроме этого, толпа пестрила государственной символикой. Каждый, кто не держал с своих руках «священную надпись» нес флаг. У кого патриотизма побольше, символ страны, был тоже побольше. У кого патриотизм огромный, то и флаг такой же. У неуверенных, флажок был маленький, чуть больше ладошки. Если присмотреться и понаблюдать за некоторыми людьми, можно было заметить, как те пытаются спрятать, выданную атрибутику. Незаметно прикрыть курткой, случайно уронить, положить в карман.

Транспаранты, флаги, для Него это была классика. Бывал Он на подобных мероприятиях, поэтому не удивился, завидев третий компонент — огромная фотография президента. Такая, которая висит во всех государственных учреждениях. С которой на своих граждан пристально смотрит глава со своей снисходительной улыбкой.

Он никогда не понимал такого фанатизма к фотографиям. Ему было понятно, почему такое практикуется в церкви. Даже будет не корректно говорить — фотография. Это иконы, произведения искусства. Там они смотрятся гармонично, там их место. Но почему люди стали вешать фотографии правительства в домах? Что с помощью этого хотят донести? Бояться, что народ забудет, как выглядит их правитель? Или хотят, чтобы он настолько привык к этому лицу, что не захотел бы променять его ни на что другое. Таким баловались короли, монархи. Но было ли допустимо это в демократическом обществе? Он не знал, хотя, вероятно, и сам хотел бы собственный портрет за высокие заслуги перед миром.

Толпа была огромна, ей не было ни конца ни края. Люди все шли и шли, активно выкрикивая заученные реплики, схожие с написанными на транспарантах.

Он задумался: кто все эти люди? Истинно верующие или запуганные работники государственных предприятий? Первые здесь были, как минимум, в первых рядах. Но вопрос в том: как много их? И что пообещали вторым? Бесплатный выходной, премию или просто не уволить. Потом будут говорить, что люди пришли добровольно, дабы поддержать своего лидера. Но Он знал, что в этом слове не хватает второго — принудительно. Они здесь добровольно-принудительно.

Некоторые, не скрываясь достали из своих карманов, маленькие бутылочки, скорее всего с горячительными напитками, и по чуть-чуть выпивали, чтобы хоть немного развеселится.

К толпе сразу подбежали журналисты, что-то расспрашивали, много смеялись, одобрительно кивали. С такой аудиторией им было комфортно. От них не ждешь неожиданности. Фотограф бегал по рядам, в попытке найти как можно больше хороших кадров. Люди ожидали.

А Он снова задумался. Ведь власти знали, с кем имеют дело. Как бы ты сильно не противился, но факты говорят о том, что им противостоит могущественная сила, а вернее сказать непобедимая. Сила, которая взвалила на свои плечи тяжелую ношу судейства. Неужели хоть задней мыслью они не подумали, что это опасно. Опасно приводить сюда хоть каких-то сторонников. Или все-таки важнее показать красивую картинку? А жизни людей, все-голишь способ ее достижения. Но все же Он надеялся, что причина в том, что они просто недооценивают своего противника. Это бы звучало не так цинично.

Настала пора третьего прохода. Тоже толпа, неподдающаяся численному исчислению. Она в своей структуре ничем не отличалась от своих «коллег». Транспаранты, флаги, но уже не государственные, речовки. Поменялся только смысл написанного и сказанного. Прямая противоположность первой толпе.

К Нему подошел мистер Дредман.

— Это все люди, которых я смог собрать.

— Почему я слышу в Ваших слов грусть, мистер Дредман. Вы проделали огромную работу. Впереди же ее еще больше. И будут действительно тяжелые времена. Вам будет проще работать в кругу знающих людей.

— Работать? Вы о чем. Я, как адвокат, предпочитаю работать в одиночку.