По рядам рекрутов пронесся сдавленный стон.

* * *

Одно занятие сменялось другим.

Инструкторов интересовала, казалось, каждая мелочь – они стремились узнать о возможностях своих подопечных все. После физических тестов и индивидуальной боевой подготовки настал черед рукопашного боя, стрелковой подготовки, инженерного и артиллерийского дела, основ первой помощи. Все эти самые настоящие экзамены имели своей целью только одно – в каком деле рекруты будут наиболее полезны, ведь формируемому легиону требовались военспецы самого широкого круга. Началась ротация личного состава – набранные в стихийном порядке отделения стали переформировываться и вооружаться. Боевым оружием ополченцам на тренировках все еще пользоваться запрещали, но комплекты оружия, брони и личных вещей (такого же старого образца, как и у ветеранов) за ними закрепили. Курсанты подолгу не снимали доспехов, привыкая к их тяжести, – все упражнения теперь выполнялись только в них. Постепенно заполнялся штат и вспомогательных войск – интендантов, фельдшеров, кузнецов, поваров, без которых нормальное функционирование подразделения было бы невозможно.

Обучение рекрутов хоть и медленно, но продвигалось. Основной же проблемой являлось то, что на их полноценное обучение попросту не было времени – до вероятной даты высадки противника на остров оставались считаные дни.

В связи с этим генерал Морозов принял мудрое решение – не стремиться создать из ополченцев крупное, слаженное подразделение, отдав предпочтение тактике применения солдат небольшими группами для партизанской войны и вспомогательных действий. Это сразу же повлекло за собой курс ведения боевых действий в лесу, совмещенный с уроками ориентирования и выживания.

Новым (и единственным) синонимом рекрутской жизни стало слово «усталость» – изматывающие тренировки продолжались с утра и до самого позднего вечера. Инструкторы-зэги отрывались на них по полной, дорвавшись наконец-таки после столь долго перерыва до возможности помуштровать новобранцев. Учили, правда, нужно сказать, они на совесть, стремясь передать новобранцам весь свой обширный опыт.

Вот только большим минусом было то, что зэги в здешних местах не воевали и всех тонкостей малой войны в условиях острова не знали, да и, в конце концов, по части лесной войны тоже не были большими знатоками. Все же большинство ветеранов в прошлом были солдатами линейных частей, а не егерских или иных спецподразделений. Но и стандартный курс подготовки, помноженный на огромный опыт бывших солдат коалиции, стоил немалого.

В попытке ликвидировать такой промах, как отсутствие знания местности, к создаваемому легиону были прикреплены местные жители – гоблины, знавшие остров как свои пять пальцев. Но тут опять возникла трудность в виде языкового барьера – большинство коренных обитателей острова не понимало по-рарденски. Да и, откровенно говоря, гоблины тоже не были мастерами лесной войны – найхэ были охотниками, а не убийцами. Здесь бы здорово пригодился богатейший опыт лесных эльфов, но вот уж кого не было, того не было…

…После предварительных тестов-экзаменов Терентия определили в обычные мечники. Что уж тут поделать, но особыми воинскими талантами он не отличался – копьем владел достаточно средне, стрелком тоже был неважнецким (ибо предпочитал охоте рыбалку), ну и с другими способностями у него был изрядный напряг. Впрочем, военно-учетная специальность мечника, несмотря на распространенность, была не такой уж и простой. Уже через пару дней Шеин-младший начал ненавидеть шагистику вообще и каждого из изуверов-инструкторов в частности.

Для наработки умения держать строй эти достойные господа приделали к солидных размеров бревнам кучу ременных петель, поименовали эти чуда инженерно-технической мысли «тренажерами для личного состава» и заставили использовать по назначению.

Назначение оказалось у них достаточно простое – бревна (тренажерами их называли только необычайно довольные инструкторы) нужно было коллективно таскать. Но не абы как, а по типу щита – в левой руке, а правая в это время занята оружием. Несчастные отделения рекрутов вынуждены были отрабатывать стандартные «левой-правой, левой-правой» именно с подобным «снаряжением», а не с боевыми или даже учебными щитами. Жалобы ополченцев пресекались быстро и радикально – нарядов на кухне, как и всегда, было в избытке.

Терентий, конечно же, понимал смысл всех этих «издевательств» – после подобных тренировок настоящий боевой щит покажется пушинкой и орудовать им будет не в пример легче, но…

Бревно-то, зараза, – тяжелое!..

…После возвращения в казарму у Терентия, как и у многих, сил не оставалось уже ни на что. Никто даже не роптал по поводу отмененных, в связи с введением военного положения, увольнительных. Все вечерние развлечения молодых ополченцев сводились к увлекательной игре «будешь ложиться спать – не промахнись мимо кровати». Многие даже начали было подумывать о том, чтобы слинять на «волю», но их остановил пример одного весьма нетерпеливого и свободолюбивого ополченца, сданного в вербовочный пункт собственным отцом за ранний алкоголизм. При попытке побега он был пойман, оперативно осужден за дезертирство и сослан в дисбат.

Вот так-то. И никаких тебе послаблений. Ополчение – это уже не то добровольное войско, как века назад. Ныне при созыве ополчения уклонение от участия классифицировалось как прямое дезертирство и каралось по всей строгости военного времени. Дисциплинарное подразделение – это вам не шутки. Это только в периоды затишья искупление вины сводилось к выполнению самых тяжелых и грязных работ, в бою же штрафников без колебаний поставят впереди строя или пошлют в первых рядах штурмующих какое-либо укрепление войск, а в спину им будут смотреть болты и пики их же бывших сослуживцев.

Так что самоубийц, даже среди самых отмороженных ополченцев, больше не нашлось.

…Несмотря на накопившуюся усталость, сон к Терентию Шеину не шел, и, подложив руки под голову, он задумчиво смотрел в уже ставший привычным грубый бревенчатый потолок. Из его головы все еще не выходило недавнее сновидение.

Терентий не верил ни в вещие сны, ни в пророчества – уж таким он был рациональным человеком, видать, это досталось ему от деда, но тот сон… Чем-то он запал Шеину в душу, своей невероятной реальностью, что ли… Он до сих пор помнил аромат дикой смородины и лесных цветов, свежей травы и деревьев…

Это было странно, но… В этот сон почему-то хотелось вернуться, он так напоминал добрую сказку, рассказанную на ночь, что с ним не хотелось расставаться. Все произнесенные напоследок берегиней слова и тот ураган – они не пугали Терентия. Это были чужие страхи, и его они не страшили – нечто гораздо более страшное приближалось к его дому. Где-то невидимый хронометр безжалостно отсчитывал время до того момента, как на Монерон высадятся чужаки, и отнюдь не с мирными намерениями – вот это действительно было страшно…

Терентий широко зевнул, его веки начали смыкаться.

…Уже который день из груди не хотел уходить обжигающий холодом страх. Так страшно было расставаться с привычным миропорядком, очень страшно… От этого хотелось убежать, но не получалось… Убежать бы… Обратно в тот сон…