Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы с демоном черпнули ещё энергии, щедро сообщив её металлу и разогрев докрасна, а затем и до оранжевого цвета. Хозяин Луны, взяв мягкий металл на перчатку, вернул ему первоначальную форму, а затем устремился вниз, отводя от него жар с ужасающей быстротой. Было мгновение, когда я чувствовал всю Машину Первородного Огня.
Я мчался по её сочленениям, шестерням, пружинам и поршням. Когда я проникал сознанием в каждую её отдельную часть, то и сам являлся ею. Я ощущал, как по мне разбегается тепло от починенного участка дороги, и это тепло было целебное, нежное.
– Ну… – подытожил Хозяин Луны, – вот мы и закончили.
Печаль. Сколько печали было в ней. Сколько плача по искорёженным путям, по мёртвому мастеру. Его последнее желание, это незавершённое действие всё ещё висело в воздухе. Все эти годы не повредили ему и не приглушили. Всё это время не растворило его в себе и не смягчило ни на каплю. Мёртвый, голем всё ещё в каждой крошке пыли, что осталась здесь, и в каждой крупице металла сообщал вперёд, в будущее, живым, своё главное и единственное стремление. Это желание, словно великий локомотив, крушило своими колёсами смерть. Оно разрывало в клочья её. Тёмную. Ненастную. Всеприбудущую, как сама ночь.
Его желание ломало смерти хребет.
Здесь стоял я. И здесь в далёком прошлом разворачивалась великая битва, где не существовало второй стороны. Только бессмысленная стихия и великие мастера. И всё ушло. Но я здесь…
– Сайхмар, засёк, сколько времени у нас ушло на это? Уложились в тридцать секунд? По-моему, это очень красиво! И гладко… Как тебе оперирование молчащим металлом, Риррит?
Здесь…
Я развернулся в сторону мертвеца. Я вошёл в его контур, взяв себе полностью. Его корпус застонал от напряжения, по воздуху прошла тяжёлая рябь.
Тонны и тонны проводящего металла позволяли мне увидеть в мельчайших подробностях каждую связь. Разглядеть под тысячекратным увеличением. Я прочувствовал их так, как никогда бы не смог до этого, и грубо и быстро подмял под себя. Они наполнили меня своим желанием. Мы стали единой волей, поглощённой жаждой погибшего голема восстановить разрушенные пути.
И я отпустил её из заточения механической плоти, где томилась она сотни и сотни лет. Мы разогрели место катастрофы докрасна. Мы начали восстанавливать развороченный путь, сливать металл воедино.
Собрав энергию и тепло со всей Машины, мы вынимали её из бурлящих котлов, тянули из-под земли, остужая только что перегретый пар, мы вынимали из сердца всё, планируя отнять его энергию, не оставив внутри ничего, а оно – свободное, сильное – всё давало и давало мне во имя прошлого дня и грядущего века.
Мы восстанавливали пути. Мы тянули расплавленный металл ветки от места крушения по телу погибшего мастера вперёд и вверх, соединяя её с верховыми магистралями и открывая путь туда, к границе, к Первородному Огню. К новому началу жизни.
Пусть теперь вместо прежнего множества дорог тянулась только эта, единственная, новая, но мы сделали её достаточно крепкой, чтобы она смогла выдержать гружённый первородным веществом локомотив. Чтобы утолить эту живущую здесь уже много поколений мечту и успокоить не нашедшего пристанища в смерти мастера.
Тепло бросилось назад в тело Машины, уходя по механическим суставам, пружинам и противовесам вовне. В почву и воздух. И я понял, что могу остаться здесь. С ними. Этим странным незнакомым мне раньше чувством завершённости и пустоты.
Хозяин Луны дал мне пощёчину. Ровно так же, как много лет назад мастерица работного дома дала. Я увидел его. Понял, что стою в одежде, мокрой от крови и ликры. Я почувствовал себя снова… собой. И осознал, что во мне достаточно сил, чтобы разорвать демона на тысячу мелких частей.
– Давай! – крикнул мастер Луны, и Сайхмар как следует приложил меня в основание черепа.
II
– Сколько я показываю пальцев? – заботливо спросил Хозяин Луны, когда я наконец сел, преодолев головокружение. Мы поднимались в вагоне зубчатой железной дороги вверх. За окнами простирался туман и туман. Даже плотнее, чем у поверхности земли. Показывающиеся из него детали Машины выглядели и вовсе нереальными. Я сделал долгий вздох, сосредотачиваясь на демоне и его вопросе:
– Два.
– А за спиной?
– Четыре.
– Ну, вроде бы всё обошлось, – вздохнул мастер Луны и сел рядом со мной, – зачем ты поверил призракам?
Я не задумался перед тем, как начать говорить. Ответ я нашел ещё прежде того, как полностью дал себя подчинить памяти мертвеца:
– Потому, что кроме меня им больше никто не верил.
Посмотрев на меня испытующе, Хозяин Луны пожурил:
– Дорогу бы восстановили рано или поздно. Рисковать собой для этого вовсе не следовало, ведь по этой магистрали всё равно некому сейчас ездить.
Я понимал, что он прав. Но всё же следовать этой логике мне странным образом не хотелось. Однако, вспомнив о порядке и инструкциях, я тихо произнёс:
– Верно.
– Я не слышу в твоём голосе прежней уверенности, Риррит. И зачем ты вообще пошел с нами? Это не фигуральное выражение. Мне правда интересно.
Я повернул голову в его сторону. Вынужденно я признался себе, что в этот раз не могу дать быстрого и ясного ответа. Демон же, продолжая внимательно изучать моё лицо, признался:
– Я, в действительности, рад, что ты сделал это. Я имею в виду голема. Такие нереализованные стремления мёртвых, да и многих живых механизмов и големов часто остаются запечатанными в самоцветных сердцах. Ведь… что такое камни сердца? Это души лучших представителей этого мира, их демон Ювелир вырывает из груди вместе с сердцем и превращает в эти… камни. Источники энергии. Поэтому они такие разные и поэтому так чутко сопереживают механизмам, которым сообщают силу. Внутренние камни в родной механике работают сходным образом, хотя и формируются при рождении, но не сравнимы по мощности. Ты отпустил душу этого голема. Это – акт великого милосердия. Ты молодец.
– За что вы убили мастера нашего локомотива? – прямо задал я вопрос, остававшийся до сих пор для меня неразрешённым.
Демон издал стон, сей стон можно было интерпретировать и как страдальческий, и как ленивый. Ясно стало, что он ожидал этого вопроса, но не хотел его получить:
– За что? Да… ни за что. Он делал своё дело, было темно, мы не разобрались…
– Темно? – уточнил я. – В вагоне горело айровое освещение.
– Да не в этом смысле темно… В голове темно. – Он закрыл
