Из-за усталости и страшной жары в джунглях Хейдель не обратил внимания на лихорадочное состояние двух своих спутников. Они умерли вечером второго дня. Он не определил, от какой именно болезни. Но только потому, что не очень старался. Когда человек был уже мертв, причина смерти представляла для Хейделя чисто академический интерес. Кроме того, он так спешил, что не позволил остальным устроить даже короткую погребальную церемонию и похоронить своих товарищей по всем правилам. Его охватило лихорадочное ощущение уходящего впустую времени, когда на следующее утро не проснулись двое из оставшихся семи проводников и ему снова пришлось стать свидетелем похоронного ритуала. Отчаянно ругаясь на чужих для этих людей языках, он помог подготовить могилы.

Безликие и жизнерадостные – такими Хейдель с самого начала представлял себе жителей деревни, отправившихся с ним в Италбар, – больше не смеялись, и теперь у них появились лица. При каждом подозрительном шорохе широко раскрытые рубиновые глаза начинали испуганно шарить среди кустов. Все шесть пальцев на руках непрестанно дрожали, извивались и щелкали. Теперь, когда уже ничего нельзя было изменить, они поняли, почему Хейдель не хотел брать их с собой.

Ему сказали: два или три дня в пути… Шел третий, а гор все еще не было видно.

– Глей, где горы? – спросил Хейдель того из своих спутников, что кашлял сильнее остальных. – Где Италбар?

Глей пожал плечами и показал вперед.

Громадный желтый шар солнца висел прямо над тропой, по которой они шли. Его свет легко проникал сквозь зазубренные пятиконечные листья, но там, куда лучи не попадали, было сыро и росли странные грибы. Маленькие животные или большие насекомые – тут у Хейделя не было никакой уверенности – выскакивали прямо из-под ног путников и бросались в чащу, шуршали там листьями кустарника, перепрыгивали с ветки на ветку и резвились в той части джунглей, откуда люди только что ушли. Хейделя предупреждали об опасности встречи с крупными зверями, но они так ни разу и не появились у него на пути, до его слуха лишь время от времени доносились какие-то странные звуки: свист, лай и шипение; несколько раз совсем близко от тропы раздавались шум и треск – какое-то огромное существо пробиралось через лес.

Хейдель размышлял над тем, в какую парадоксальную ситуацию попал. Спасение одной жизни стоило уже четырех.

– Вы были правы, Госпожа, – прошептал он, вспомнив о своем сне.

Прошло еще около часа, и приступ сильного кашля заставил Глея опуститься на землю, а его оливковая кожа приобрела землистый оттенок. Подойдя к нему, Хейдель сразу понял, что явилось причиной кашля. Если бы у него было несколько дней на подготовку, ему, возможно, удалось бы спасти этого человека. Он потерпел поражение с остальными из-за того, что катарсис еще не был полностью завершен. Он еще не достиг необходимого равновесия. Бросив на первого из упавших всего один взгляд, Хейдель уже знал, что всем девяти его спутникам суждено очень скоро умереть. Он помог Глею устроиться поудобнее – прислонил его спиной к стволу дерева, пристроив рюкзак в качестве подушки. Дав несчастному воды, Хейдель посмотрел на свой хронометр. От десяти минут до полутора часов, прикинул он.

Потом вздохнул и закурил сигару, у которой был отвратительный вкус. Влажность уже давным-давно сделала свое дело – а грибы Клича, очевидно, не имели ничего против никотина. Запах сигары навевал мысли о горящей сере.

Глей посмотрел на Хейделя. Похоже, пришла пора горьких обвинений.

– Благодарю вас, Хейдель, – неожиданно проговорил Глей, – за то, что вы позволили нам сопровождать вас.

И улыбнулся.

Хейдель вытер ему лоб… Глей умер через полчаса.

Когда его хоронили, Хейдель больше не бубнил себе под нос, он лишь наблюдал за оставшейся четверкой. Выражение их лиц не изменилось. Они отправились с ним в путь, словно на развлекательную прогулку. А потом ситуация изменилась, и они покорно приняли эту перемену. Дело тут было вовсе не в смирении. На темнокожих лицах было написано счастье. Хейдель не сомневался: его спутники прекрасно понимают, что их ждет. Им известно, что они умрут еще до Италбара.

Как любой нормальный человек, Хейдель с уважением относился к благородному самопожертвованию, но бессмысленная гибель… без всякой причины… Умереть напрасно… Он знал – и они знали, Хейдель был в этом уверен, – что он вполне мог дойти до Италбара и в одиночку. Все это время они просто шли рядом с ним. Им не пришлось отбиваться от опасных животных; тропинка уверенно вела их вперед. Насколько было бы приятнее и проще оставаться геологом, как в тот день…

Двое его спутников умерли после ужина, к которому практически не притронулись. К счастью, им почти не пришлось мучиться – они заболели неизвестной до этих пор на Кличе лихорадкой, которая вызывает остановку сердца и искажает лицо умирающего так, словно он улыбается.

Глаза обоих мужчин остались открытыми после смерти. Хейдель сам закрыл их.

Живые снова принялись копать могилы. Заметив, что могил четыре, Хейдель промолчал. Помог и стал ждать. Это не заняло много времени.

Когда все было кончено, Хейдель надел рюкзак и снова пустился в путь. Он не оглядывался назад, но перед глазами у него стояли четыре могильных холмика в лесу. Ему в голову пришла очевидная и мрачная аналогия. Собственная жизнь представилась Хейделю тропой. Могилы символизировали сотни – нет, возможно, тысячи – мертвецов, оставшихся вдоль этой тропы. Люди умирали от одного его прикосновения. Дыхание Хейделя уничтожало города. Иногда там, где падала его тень, не оставалось ничего живого.

И все же он был в силах исправить зло, которое нес людям. Ведь даже сейчас он карабкался вверх по холмам именно с этой целью. Многие слышали о нем, хотя имя, которое называли люди, состояло только из одной буквы – Х.

Хейделю показалось, что день посветлел, несмотря на то, что он знал: близится вечер. Пытаясь понять, в чем тут причина, он заметил, что деревья стали меньше, а просветы между листьями увеличились. Теперь его дорога была залита солнцем, кое-где даже появились цветы – красные и багряные в золотом и бледно-желтом ореоле, они свисали с тонких лиан, которые раскачивал легкий ветерок. Тропинка начала подниматься в горы, но трава, раньше доходившая ему до щиколоток, теперь была не такой высокой, а мелкие животные почти исчезли.

Примерно через полчаса видимость существенно улучшилась. Впереди лежала широкая тропа. Когда Хейдель прошел около ста метров, впервые за все время путешествия листва раздалась в стороны, и его глазам предстал огромный бледно-зеленый бассейн неба. Уже через десять минут Хейдель шел по открытой местности – обернувшись, он увидел волнующееся зеленое море листвы, оставшееся позади. В