выкинула дурацкие мысли из головы – до тех пор, пока на свадьбе не захотелось сбежать… Ох, девочки, не осуждайте! Я не от Андрея бежала, просто было такое ощущение… Помните, когда с моря едешь домой на поезде? Для тебя каникулы уже кончились, ты в душном купе, а море – там, плещется, и другие в нём купаются, а ты думаешь: ну чего так рано?

– Да, могла бы ещё повстречаться с другими, – выпалила Янина.

– Да я не об этом совсем. Говорю же, что-то тянуло прочь от реального мира. Замужество сделало бы меня очень… земной. Внутри всё взбунтовалось, и тогда я просто ушла в себя. Даже не поняла, что Мара была реальностью, что я на самом деле пошла за ней, что пещера, где оживают камни и показывают жизни, тоже на самом деле… Вы там были?

– Да! – отозвалась Надя, а Ксюша и Янина покачали головами. – Мы попали туда с Лёшей и Дивьей.

– А где Лёша, кстати? – спросила Ксюша, с ужасом осознав, что у неё, вообще-то, есть брат. Взглянув на сестёр, она прочитала в их лицах то же смятение: все они забыли о Лёше.

– Он… – Надя попыталась вспомнить. – Мы долго втроём бродили по пещере, когда потеряли вас, потом нашли дверь, но я задержалась, потому что дурацкое кольцо стало меня душить. Дверь захлопнулась у меня перед носом, они вдвоём оказались там, а я осталась в пещере…

– Кольцо? – переспросила Марьяна, и Надя протянула ей руку с перстнем, на котором тяжелел Бел-горюч камень. – Сколько силы в этом камне!.. Он же весит больше тебя. В плане… энергии.

– Ух ты, какие вещи стала говорить, – изумилась Янина.

– Чувствовать стала, – улыбнулась Марьяна, – чувствовать энергию каждой секунды. Хоть вы и правы, здесь не ясно, где секунда, а где час. Но и это получается как-то чувствовать. Будто каждое дуновение, каждый шорох имеет смысл и своё место. Когда всё замирает, как в этом доме, время становится осязаемым. И дел никаких нет – лишь одно, бессрочное и нелёгкое…

Марьяна отпила из кружки, сёстры ждали, и она продолжила:

– Мара оставила меня одну, и я так же, как Надя, увидела дверь в пещере и вошла в неё. Попала в невероятную комнату, где Доля и Недоля прядут кружево судьбы. За пару дней до свадьбы Лёшка спрашивал, с какой стати в моей комнате стоит прялка… А я и не думала о ней. Только теперь понимаю, как давно, оказывается, связана с этой… темой. Доля и Недоля назвали меня своей помощницей и вручили кружево, на котором завязался лишний узелок. Я должна его распутать. Вот и сижу за этим кружевом, а узел завязывается вновь и вновь. Но за работой я становлюсь другой – будто рекой, и лесом, и рыбами, и цветами… Словами не объяснишь.

– И не надо, – кивнула Ксюша, – кажется, мы всё понимаем теперь.

– О да, – выдохнула Надя, а потом спросила Ксюшу: – Куда вы-то с Яниной пропали?

– Мы с Яниной? Я и не знала, что Янина тоже… Я поранила ногу, упала в воду, и меня понесло течение. Оказалась на поляне, встретила Лелю и её брата…

Она будто закашлялась, глотнула чаю.

– Брата Леля. Там, на поляне… Девчонки, мы здесь неспроста. Вся наша семья, все судьбы – всё будто открылось, вышло на поверхность. Моя кровь пролилась на необычной поляне, и они пришли на зов… Они хотят, чтобы мы изменили судьбу рода, понимаете? Это кружево, Марьяна… Ты говоришь, кружево судьбы… А что, если нашей судьбы?

– Так и есть, – кивнула Марьяна, и Янина с Надей одновременно стукнули чашками о стол.

– Я многое услышала, но мало запомнила, – продолжала Ксюша. – Они выходили из деревьев, наши предки, были повсюду и так много говорили!.. Кажется, я бы осталась среди них, если б не гребень…

– Гребень? – переспросила Марьяна.

– Оберег, что дала Пелагея. Наде – кольцо, Янине – зеркало, Лёше – кулон, мне – гребень. А тебе отдали заколку из бирюзы, помнишь? Тоже от неё.

Марьяна провела рукой по волосам, которые давно не заплетала.

– Наверное, выпала в лесу…

– Я кинула гребень на землю, – продолжила Ксюша, – и он вырос лесом. А там – птицы с глазами из драгоценных камней, они и привели меня сюда. Но до этого на меня чуть не напал медведь, огромный и злой! Уж не знаю, почему, но он просто ушёл прочь…

– Может, и не медведь вовсе? – предположила Янина. – Оборотень какой?

Ксюша пожала плечами, по лицу Марьяны скользнула тень, а Надя пихнула локтем Янину:

– Эй, ты расскажи лучше, что с тобой приключилось.

И Янина, жуя, рассказала о русалках, Водяном и водопаде богов.

– …Водяной со мной… э-э… попрощался и оставил посреди озера. Приплыла вещая птица Алконост, только в виде утки, и довезла меня до берега.

– Ого! – воскликнула Надя. – Ещё одна птица?

– И она пела? – спросила Ксюша. Глаза Марьяны тоже загорелись любопытством – как и от рассказов о птицах Гамаюн и Сирин, как и от собственных воспоминаний о Маре и сёстрах-рукодельницах. Она заслушивалась рассказами сестёр, словно они собрались за столом в летней кухне поболтать в свободную минутку, обменяться девичьими переживаниями.

– Она вестница новой зари. – От воспоминаний о прекрасной птице-деве, похожей на смелую амазонку, на лице Янины заиграла восторженная улыбка. – Алконост поёт о сотворении мира, о мировом яйце, что разделилось на небо и землю. Странно, совсем недавно я взяла яйцо из курятника, ответ на ту загадку… А кажется, будто прошло сто лет и мир разделился ещё раз, совсем по-новому. А в конце ему суждено вновь свернуться в золотое яйцо… Сами слова никак не вспомню…

Янина стала что-то нашёптывать, а Ксюша тем временем заметила:

– Ох, Янина, вот так всегда с тобой: видишь одни наслаждения…

– Ага, озлобленные русалки – то ещё наслаждение, – возразила Янина, отчаявшись вспомнить песню.

– Да это так, – поддержала Ксюшу Марьяна, – чтобы встреча с Водяным была приятнее.

Все засмеялись.

– Надя бы запомнила, а у меня способностей к стихам нет, – поскромничала Янина, умолчав о заклинании, которым отпугнула русалок.

– Да ладно, – улыбнулась Надя. – А я зато с птицей Гамаюн поднялась к самому небесному океану, к китам, которые поглощают сверкающих рыб…

Она по-царски откинулась на спинку стула, наслаждаясь реакцией сестёр. Когда те потребовали продолжения, рассказала о приключениях у Пелагеи, в знакомом им доме, только «с другой стороны», опуская неприятные подробности.

– В общем, девочки… – Надя набрала воздуха в грудь: то, что она собиралась сообщить, было поинтереснее небесных китов. – Она наша родная прабабка. Нет, прапрабабка. Вот.

– То есть?.. –