Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тон Зильты был таким строгим, что медсестра вздрогнула, а потом кивнула.
– Сейчас я его осмотрю, – заверила она и поспешила выйти из палаты.
Зильта обвела взглядом палату. Этой больнице действительно нет равных – она никогда не видела ничего подобного. Солнечные лучи отбрасывали тени на пол и занавески. Почти все койки были заняты детьми, но атмосфера здесь царила тихая и умиротворенная, немногочисленные посетители приглушенно разговаривали друг с другом, медсестра толкала по помещению тележку с чаем. Зильта уже собиралась вернуться к мужу, как вдруг остановилась.
– …на медведей! – раздался голос, который она знала лучше, чем любой другой.
Громкий детский голос, который нельзя было перепутать ни с одним другим.
Зильте показалось, словно на нее вылили ушат ледяной воды.
– Хочу посмотреть на медведей!
Вот он, снова. Неужто ей кажется?..
Зильта на ватных коленях подошла к занавеске, отгораживающей одну кровать от других, и медленно, дрожащей рукой, отодвинула ткань в сторону.
– Михель! – прошептала она.
Он был там. Ее маленький мальчик. Ее сын. Перед глазами все замелькало. Ноги подкосились, и Зильте пришлось схватиться за занавеску, чтобы не упасть.
Голова у Михеля была перебинтована, ноги – тоже. Мальчик уставился на нее, будто на привидение. На фоне рыжих волос его кожа казалась особенно бледной. После нескольких секунд лицо мальчика озарилось недоверчивым удивлением.
– Мама? – пробормотал он.
Зильта шагнула к сыну. Тот с трудом выпрямился и протянул к ней свои маленькие ручки.
– Здравствуйте. – Медсестра, которая возилась с тележкой, подошла и нахмурилась брови. – У вас запись?
Зильта выпрямилась. Она была в смятении и не могла поймать ни одной ясной мысли.
– Нет, – объяснила она, торопливо вытерев слезы с глаз, – я оказалась здесь случайно и услышала голос…
– Да, голос Михеля ни с чем не перепутаешь. Вы знаете его? – спросила медсестра, теперь уже улыбаясь. Ее первоначальное недоверие, очевидно, уже прошло; внешний вид Зильты не оставлял сомнений в ее благородном происхождении.
– Я… да, он… я знаю его! – только и сказала Зильта. – И очень хорошо. – Она посмотрела на Михеля, который продолжал улыбаться, и понадеялась, что он ее не выдаст. Откашлялась и спросила: – Что он здесь делает?
– О, маленький господин выпал из окна. Потому что был очень непослушным, не так ли, Михель? – Медсестра строго посмотрела на мальчика, и тот кротко кивнул. – Он сломал обе ноги и повредил голову. Чудо, что его едва удалось спастись. К сожалению, мальчику придется остаться здесь на некоторое время.
– Но почему… Почему его родителей не известили? – пронзительно закричала Зильта.
Женщина нахмурилась. Она взяла медицинскую карту, висевшую на краю кровати, и пролистала ее.
– Ну, Михель не живет со своей семьей, – объяснила она, с любопытством глядя на Зильту. – Так откуда вы его знаете?
– Я… всегда знала. Я знала его всегда, – уклончиво ответила Зильта. Она сделала глубокий вздох. – Не могли бы вы оставить нас одних на минутку? – скорее приказала, чем попросила она.
Медсестра открыла было рот, чтобы возразить, но Зильта выпрямилась во весь рост и строго посмотрела на нее.
– Я настоятельно прошу вас немедленно пойти и проверить моего мужа. Его зовут Альфред Карстен. Вам, конечно, знакомо это имя? Мы пожертвовали больнице деньги на отдельное крыло. У него была операция, и он мучается от болей, но здесь, похоже, никому нет до него дела!
Медсестра на секунду замерла в нерешительности, затем кивнула.
– Конечно, фрау Карстен. – Она прошла мимо Зильты и отодвинула занавеску, чтобы выйти наружу. – Однако я бы попросила вас отодвинуть занавеску смотровой. Мы не хотим пугать других детей.
Кипя от негодования, Зильта проводила медсестру взглядом. Ей хотелось влепить этой женщине пощечину, и она сжала руки в кулаки. Потом глубоко вздохнула и с улыбкой повернулась к Михелю. Села у кровати, заключила сына в объятия и, почувствовав знакомый детский запах, больше не могла сдерживать слезы.
– Миленький мой, что же с тобой случилось? – прошептала она, расцеловав мальчику щеки, и посмотрела на его лицо. Маленькие раскосые глаза, приплюснутый нос, рот, который всегда был немного приоткрыт… Другим Михель мог показаться пугающим, но Зильта всегда находила его просто очаровательным.
– Упал с окна! – заявил он с серьезным видом. – Потом больница!
Михель взволнованно рассказал Зильте о том, что произошло. Зильта терпеливо слушала, снова и снова кивая и с улыбкой поглаживая его по рыжим волосам. Тем временем мысли ее метались. Почему им не сообщили? Как долго Михель лежит здесь в одиночестве? Что ей теперь делать? Она поверить не могла, что обнимает сына. Последние годы Зильта регулярно навещала его, но эти встречи проходили в строгих условиях. В приюте настаивали на том, что пребывание наедине с родителями вредит Михелю – затормаживает его развитие и усиливает тоску по дому.
Поэтому Зильте никогда не давали видеться с сыном без присмотра, не разрешали подробно расспрашивать о жизни в приюте – чтобы не натолкнуть на мысль о том, что существует альтернатива. Кроме того, для предотвращения срывов, многодневных слез и непослушания, которые начинались у Михеля после визитов, Зильте позволяли обнять его только один раз – при встрече или на прощание – и не разрешали давать мальчику никаких обещаний на будущее. Каждый раз после таких визитов Зильта чувствовала себя выжатой как лимон. Для нее не было большей муки, чем снова и снова оставлять своего маленького сынишку грустить в этом странном месте.
Встреча с Михелем здесь и сейчас была почти чудом. Зильта подумала о своем муже. Позвать ли Альфреда? Но он не может ходить, как и Михель. При мысли о том, что отец с сыном находятся всего в нескольких метрах друг от друга и не могут увидеться, сердце Зильты заныло, однако что-то останавливало ее от того, чтобы сразу пойти к Альфреду.
Сначала она хотела все обдумать. Зильта нежно гладила Михеля по волосам и щекам, поправляла его одежду, брала его маленькие ручки в свои. Восхищалась гипсом, который он с гордостью ей показывал.
– Ты такой худенький. Наверное, плохо ешь? – спросила она, но Михель не ответил и принялся рассказывать о другом маленьком мальчике в палате, который всегда плачет по ночам. Зильта глядела на него, впитывая каждое его слово, как умирающий от жажды впитывает воду.
Зильта заметила, что одна из пуговиц у него на пижаме расстегнулась, и уже собиралась застегнуть ее, как вдруг увидела нечто такое, что заставило ее замереть.