– Пожалуй, я уже достаточно насмотрелся, – мрачно ответил старик.

– А я думаю, нет. Вы должны не просто увидеть, а понять, что все желания и стремления церковников можно описать двумя словами. Богатство и власть.

– Вы всерьёз считаете, что все, кто решил обрить голову и сменить светскую одежду на рясу, жаждут богатства и власти?

– Не все. Основная масса монахов – это дети неимущих родителей, которые приняли постриг в силу жизненных обстоятельств. Их родители просто не могут прокормить своих детей. Не могут дать им образование, выделить надел земли, а значит, у этих молодых людей небольшой выбор: стать солдатами и погибнуть в расцвете лет где-нибудь вдалеке от дома, податься в разбойники и быть повешенными спустя пару лет или же принять постриг, отказавшись от мирских радостей, и стать чем-то вроде слуг при монастыре.

– Но ведь есть ещё работа в городах. Богатые люди регулярно нанимают слуг. В мастерские и цеха требуются работники, – неуверенно возразил старик.

– Верно. Но вы хотя бы представляете, какое количество молодых, здоровых людей бродит по дорогам разных стран в поисках работы и пропитания? Как по-вашему, откуда берётся такое огромное количество разбойничьих шаек на дорогах? Ловят одних, а на их место приходят две других. С чего бы это?

– Не знаю. Но думаю, это люди, которые не хотят или по какой-то причине не могут жить честно.

– И снова вы почти правы. Им просто не дают жить честно, отняв всё, что только можно отнять у человека, кроме их жизней, конечно. А встав на этот путь однажды, вернуться уже очень сложно.

– И вы снова обвиняете в этом церковников?

– Да, старина. Обвиняю. Я обвиняю их в стяжательстве, и это правда. Две четверти земель любого государства принадлежат церкви, одна четверть короне и ещё одна баронам. А где же земли тех, кто её обрабатывает? Крестьяне живут и работают на баронских землях, понимая, что их в любой момент могут прогнать. То же самое и на землях, принадлежащих монастырям. Им мало того, что кметы отдают часть своего урожая. Они ещё требуют приношений в каждый праздник, на каждую проповедь. А если крестьянин решил жениться, крестить ребёнка или, чего доброго, помереть, так за это нужно заплатить отдельно. Иначе он рискует оказаться вне лона церкви. И этим святошам наплевать, что на полях неурожай, что скот пал, что человек просто заболел. Плати, а иначе станешь проклятым еретиком, которого нужно предать анафеме и спалить на костре. А теперь возразите мне, если сможете. Найдите хоть одно слово лжи во всём, что я сказал.

– Не стану даже пытаться. Я хорошо помню, для чего вы говорите правду. Но я не понимаю, почему всё это так возмущает вас? Какое вам до этого дело?

– Как я уже однажды пояснял вам, старина, мне стало скучно. И чем дальше, тем больше. Все эти действия отвращают обывателей от церкви. Они теряют религиозность, веру. Творят всё, что в голову взбредёт, и, как следствие, попадают к нам. Пропала борьба, противостояние. Мы больше не сходимся лицом к лицу, не сражаемся врукопашную, сила на силу, клык на клык. Всё это заменили интриги и козни. Нет ощущения риска, опасности. Им на смену пришли указания, распоряжения, параграфы, правила. Для существа, сражавшегося с врагом лицом к лицу, утолявшего жажду на поле боя кровью противника, привыкшего есть мясо с ножа, это не просто скучно. Это равносильно потере себя самого.

– Вам так не хватает смертельной схватки? – удивился старик.

– Да, старина. Очень. Особенно в последнее время. Наверное, я потому и увлёкся так этим делом. Хоть какая-то иллюзия драки.

– Вам доставляет такое удовольствие убивать? Странно, я не замечал за вами такой жестокости.

– Как вы не понимаете, что это не жажда убийства! Это желание открытого боя. Ведь в любом бою точно так же могут убить и меня.

– Я думал, что обычное оружие не может причинить вам вреда.

– А разве я говорил о драке с людьми? Нет, старина. Я мечтаю о схватке с существом не из этого мира. С равным или даже превосходящим меня по силе противником.

– Кажется, вы действительно утратили чувство страха.

– Дело не в этом. Я просто зверею от скуки. От бесконечных докладов, жалоб, объяснений. Такую бюрократию развели, что повеситься впору. Я потому и начал делать всё не так, как все, обходя указания и законы, чтобы показать им, что любая бумага, как бы она ни называлась, это просто бумага, и умный, опытный, всегда найдёт способ обойти то, что на ней написано.

– Но ведь в этом случае может найтись и тот, кто придумает новое предписание, которое поставит ваши действия вне закона, а значит, наказание неминуемо.

– Вовсе нет. Ведь на момент совершения действия предписания не существовало. Так за что же наказывать?

– Было бы кого, а уж за что всегда найдётся, – вздохнул старик, вспомнив о своей миссии.

– Перестаньте, старина. Всё не так уж мрачно. Они все заложники своих же законов. Так что ещё погуляем, – усмехнулся демон.

– Вам проще. Вы всегда можете исчезнуть и начать в другом месте, а я просто мальчик для битья, который будет виновен просто потому, что это кому-то выгодно.

– Друг мой, я, конечно, демон, представитель тёмного царства, существо иного мира, но я ещё и живое творение, со своими желаниями, симпатиями и привязанностями. Однажды я уже говорил, что вы мне симпатичны, и готов повторить это снова. До тех пор пока мы вместе, я никому не позволю причинить вам вред. Я часто вспоминаю наш с вами первый разговор по душам. Вы не поверите, старина, но я так увлёкся, что и вправду забыл о причине, по которой оказался в вашей спальне. Вы проявили ко мне такой живой интерес и такое участие, что я просто забыл обо всём на свете. Смешно, но впервые за много лет я играл роль не для себя, а для кого-то. Вы оказались настоящим зрителем. Внимательным, сочувствующим. Признаюсь, я очень благодарен вам за это.

– Да бросьте вы, старина, – неожиданно смутился старик, – я просто старался быть вежливым. А если честно, то перепугался до колик. Решил, что пропал окончательно.

– Как видите, это далеко не так. Но мы отвлеклись от дела. Итак, вы всё ещё не уверены в своей готовности приступить к делу. Что ж, узнать, готовы вы или нет, мы можем только одним способом – начав работать.

– И что же мне предстоит делать?

– Ну, я и сам толком пока не знаю, – пожал плечами демон, – всё зависит от наших просителей. Главное, чтобы вы взывали к нашему божеству от всей души. Громко. Так, как вы это умеете.

– Я постараюсь, – тихо ответил старик, понимая, что отказаться у него нет никакой возможности.

– Я надеюсь, что вы действительно будете стараться, – ответил демон и, подозвав одного из рабов, принялся что-то ему объяснять.

Старик поднялся из-за стола и, пройдясь по комнате, встал у окна. Ему вдруг стало ужасно страшно за тех людей, что собираются прийти в их культ, страшно за себя, за свою душу, которую он так бездумно обрёк на вечные муки, за тех церковников, которые, презрев все запреты, живут совсем не так, как должны.