— Нравится? — с некоторым сомнением спросила хозяйка.

— Очень, — с энтузиазмом отозвалась я, бросая на столик золотую монету.

А уж как Па понравится… А главное, он сказать ничего не сможет: вполне официальная дворцовая мода, хоть и трехлетней давности. Направляясь к дворцовому порталу, я злорадно хихикала уже в открытую. О том, как поглядывали на меня горожане, лучше умолчать.

* * *

— А вас стража правителя не казнит прямо там? — только и сказала Оли, увидев мой новый образ.

— С чего бы? — я натянула парадную ректорскую мантию и теперь судорожно вспоминала, куда засунула древний амулет, врученный мне Па вместе с назначением на пост.

— Решат еще, что на него упырь бросился.

— Не решат, — ухмыльнулась я, выуживая разлапистую висюльку из угла, куда она улетела пару дней назад, и в темпе очищая ее от паутины.

Улыбка быстро исчезла, сменившись гримасой боли, как только мое забывчивое высочество вздумало оглянуться на часы: шея болела невыносимо. «Ладно, переживу. В конце концов, „взгляд прямо перед собой поверх голов“ всегда считался признаком то ли аристократизма, то ли спеси. Мне в этой ситуации подойдет любой», — решила я, надевая через голову тяжеленную цепь амулета.

— Ну как, выгляжу я ректором самой лучшей академии магии на Белом континенте?

— Угу, — скептично пробормотала приблуда и ушла в спальню.

Объяснять девчонке, что мое разрисованное высочество ведет себя так вовсе не потому, что скоропостижно сошло с ума, времени не было, и я, отложив разговоры на потом, поспешила к главным воротам Академии стихий.

Высокородный родитель не заставил себя ждать. Кавалькада из двух десятков всадников на отборных скаковых ящерах появилась, едва я успела отдышаться. Слегка присев в реверансе, но не опуская головы, я приветствовала спешившегося дорогого гостя. Па только кивнул, как и полагалось по регламенту, и пошел вдоль ряда преподавателей. Зато спрыгнувший с ящера секундой позже Макса не отказался от возможности подшутить над любимой сестричкой.

— Твоя царственная осанка выше всяких похвал, — шепнул он мне на ухо, пока мы важно вышагивали следом за коронованным родичем. — Долго тренировалась?

— Ты не поверишь: полночи, — сказала я чистую правду. Разумеется, он не поверил.

— Тебе сообщение о визите только утром прислали, врушка. Па хотел проверить, как ты умеешь реагировать на неожиданности.

— Это у нас семейное, — буркнула я, припомнив, что сама говорила Карне всего полчаса назад.

Братец умолк, пытаясь понять, что я имею в виду и не насмехаюсь ли часом. Процессия неожиданно остановилась на полдороге: Па решил побеседовать с Первым целителем. «Ага, — мысленно усмехнулось мое предусмотрительное высочество. — Выясняешь, что госпожа ректор успела сделать в связи с плачевным положением Целительского корпуса? Давай! А я тебе еще и в письменном виде потом подкину информацию».

И тут краем уха я уловила тихий шепот:

— Ишь как вырядилась, — с нескрываемой злобой прошипел женский голос. — Когда она в библиотеку приходила, вроде попроще выглядела.

— Так не в одежках же дело, — отозвался мужской. — А в отношении. Посмотри, как она смотрит — даже голову не повернет. Как будто тут никого, кроме правителя, и нет. Ну может, еще того парня рядом с ней. Заносчивая стерва!

— Это Максиан, — просветила невежу девушка. — Государь-наследник и старший сын правителя. Стыдно этого не знать, Никс.

«Никс?! Так это ифитов сторож только что обозвал меня заносчивой стервой?!» — обида, всколыхнувшаяся в душе, удивила меня саму. Скосив глаза, я узнала его собеседницу — черначка-библиотекарша, предлагавшая мне какой-то эльфийский роман, жадно разглядывала Максу.

— И вообще, он такой милый…

— Парень как парень, — проворчал Никс.

— Да что ты понимаешь?

— Уж побольше твоего. Например, что они оба нас даже за людей не считают. Особенно она! Я-то уже решил, что делать, а тебя разве не предупредили, что это порождение Бездны хочет…

Па закончил разговор и двинулся к Административному корпусу. Макса ткнул меня локтем под ребра, и я, отмерев, пошла следом, так и не узнав, что же такое ужасное хочу.

Усилием воли заставив себя не думать о мерзавце-стороже, мое обозленное высочество вернулось к более важным вопросам, чем какой-то болтливый чернак. Но беспокоилась я зря. Ничего нового Па мне не сообщил. Даже когда мы остались втроем в ректорском кабинете, он только одобрительно посмотрел на парту, заменившую мой рабочий стол, и сказал:

— Как испытания?

— Отвратительно, — скривилась я, вовремя вспомнив, что именно наплела по этому поводу Максе. — Работать невозможно. Так что в ближайшее время жди от меня запрос на дотацию по поводу мебели.

— А можно не в ближайшее? — настал черед Па кривиться. — Одна модернизация Целительского корпуса обойдется…

— Разве это мои проблемы? — вздернула брови я. — Не ты ли, когда отправил меня сюда, говорил о «всемерной помощи и поддержке»?

«И чего это я жаловалась на свою память? — мимолетно удивилась я, пока Па переваривал собственную цитату. — Соображаю отлично, и с памятью порядок. Вон как папочка умылся, когда я ему его же слова припомнила!»

— И все-таки воздержись от замены всего и сразу, — наконец, выдавил из себя он.

— Попробую, — с деланым сожалением улыбнулось мое обнаглевшее высочество, — но тут столько недоработок, так много не хватает. Вот, например…

— А почему ты так странно выглядишь? — поспешно перебил Па. — Нет, я, конечно, одобряю приличный вид, ты меня очень порадовала.

— Этот образ добавляет мне солидности на официальных мероприятиях, — не моргнув глазом, заявила я и, не меняя тона, начала рассказывать о том, как мне полезен нынешний вид.

Мое разошедшееся высочество говорило минут сорок. Я рассказывала о необходимости производить впечатление на профессоров, многие из которых в десять раз старше меня, о психологических аспектах и ограничениях высокого положения, о теории и практике влияния на волю собеседника. Ифитовы кишки, какую ахинею я только не включила в этот монолог, вспомнив даже проповеди дворцового монха о роли, отводимой правящему роду Создателями.

Глаза царственного родителя, несмотря на его тренированное столетиями правления самообладание, раскрывались все шире, а брови неуклонно ползли вверх. Макса, тот вообще вытаращился на меня, как чернак, узревший Создателя в деревенском сортире. Па явно понимал, что ему вливают в уши полную чушь, но выделить, где именно эта чушь проявляется, не мог: логика моей речи была неоспорима. С тем же успехом я, пожалуй, смогла бы, не сходя с места, логически доказать, что Создателей не четверо, а семь, как, впрочем, и то, что их вообще не существует.

Па сдался на сорок шестой минуте. Напустив на себя деловой вид, он поднялся: