уйти. Я просто не знал себе цену. А потом меня уволили за некомпетентность, и я понял, что стою очень дорого.

Глава девятнадцатая

Несмотря на очевидный талант и завесу тайны вокруг ее персоны, Луговская оказалась крайне ответственным специалистом и обещала закончить копию точно к оговоренному сроку. Она только один раз позволила Лунцу взглянуть на полотно, и он был поражен ее навыками, мастерством и изобретательностью. Инстинктивно повинуясь своей деловой хватке, он уже принялся выстраивать в голове гениальные и сверхприбыльные схемы плотного сотрудничества с супругой господина Кислого, но вовремя остановил себя, вспомнив, в какую неприятную и запутанную ситуацию его в данный момент уже привела эта самая хватка.

Господин Лунц заставил себя прогнать тяжелые мысли и думать только о хорошем. Сказочная страна с добрым волшебником и влюбленной в него нимфой снова замаячила на горизонте, пока довольно зыбко, но уже ощутимо. Отношения с нимфой переживали не лучший период, поскольку покупку квартиры пришлось отложить на неопределенный срок, что сильно сказывалось на настроении нимфы и даже на ее самочувствии. Она все чаще отказывала господину Лунцу во встречах, не говоря уже о близости, ссылаясь на мучительные приступы самых разных недугов необъяснимого происхождения.

Разумеется, как только господин Лунц обсудил сроки с копировальщицей, он тут же поставил в известность Шклярского. Однако вместо того, чтобы оставить Лунца в покое и спокойно дожидаться обещанного, Шклярский не унимался ни на день. Каждое утро начиналось с его звонка. Не брать трубку Лунц не мог, так как боялся, что Шклярский тут же начнет ему пакостить.

– Привет, Лунц, – раздавалось в телефоне, и лысина господина Лунца мгновенно покрывалась бусинами пота. – Как поживаешь? Все тянешь, Лунц, все тянешь. Испытываешь мое терпение? Думаешь, оно резиновое, Лунц? Нет, оно не резиновое. Думаешь, я железный? А я не железный. А вот, кстати, из чего сделана кровать у тебя на даче, не подскажешь?

Несчастный господин Лунц мчался к двери кабинета, закрывал ее как можно плотнее, зажимал рукой трубку и ввязывался в бессмысленную дискуссию, хотя буквально пять минут назад категорически велел себе не делать этого.

– Как ты оказался у меня на даче? Оставь меня в покое, Шклярский, мы же договорились, ты все получишь, но не раньше пятнадцатого числа – раньше это невозможно!

– На даче у тебя я оказался очень просто, – невозмутимо продолжал бывший директор музея изящных искусств. – Что прикажешь делать, если ты тянешь время, а мне абсолютно нечем себя занять? Я же не могу сутками просиживать в этой мерзкой гостинице на далекой окраине, а поселиться в приличном месте у меня нет возможности, я тут, знаешь ли, не совсем легально, более того – я здесь вынужденно. Я бы даже сказал, волею судеб. И все потому, что некоторые люди хватают без спросу то…

– Я уже сто раз это слышал! Мы же договорились, ты все получишь! Можешь ты дать мне спокойно вздохнуть? Я не могу работать!

– Так вот, о даче. Чтобы как-то занять себя, я решил съездить за город и совершенно случайно оказался у твоей дачки. Солидная дачка, ничего не скажешь. И очень прилежный садовник. Только очень глупый. Так что попасть в твою обитель – дело пустячное. Я сказал, что я сосед и мне надо проверить дымоход. Мог бы сказать, что я зубная фея, он бы все равно меня впустил. Вообще, Лунц, я не советую тебе нанимать мигрантов, они же двух слов связать не могут.

– Это вторжение! Это частная собственность! Я могу на тебя заявить!

– А заяви, Лунц, и правда, чего уж. Тем более что по официальным данным я сейчас нахожусь вообще в другой стране. Непонятно, правда, в какой. А может, даже в нескольких. Когда ты уже прекратишь меня недооценивать? Так вот, о кровати, Лунц. Отличный вкус, за тебя можно порадоваться, но вот только до боли знакомое изголовье оказалось у этой кровати. Как думаешь, не стоит ли проверить, не пропало ли чего у нас в депозитарии помимо моих картин?

– Не пропало! – Лунц протер лысину и швырнул платок в кресло. – В депозитарии у нас все в порядке. Можешь присылать какие угодно проверки, хоть по экспонатам, хоть по документам, все в порядке! У меня, в отличие от тебя, нет никаких нарушений.

– То есть количество экспонатов точно соответствует количеству документов? А то, что означенное в документах ложе одного из Людовиков оказывается на деле кроватью какой-то тетки с блошиного рынка, просто очень похожей, то это все ерунда и сопутствующие мелочи, да?

– Отстань от меня, Шклярский, прошу тебя по-хорошему! Ты меня слышишь?

– Как интересно! – в такие моменты Шклярский радовался, как ребенок, получивший желанную игрушку. Лунц поддавался на провокации, а значит, можно было продолжать развлекаться. – Просишь меня по-хорошему? А мог бы по-плохому? Ну-ка, расскажи, на что ты способен?

Так могло продолжаться часами, и заканчивались эти беседы всегда одинаково: директор музея изящных искусств бросал трубку, отключал телефон и просил Артемиду принести ему сердечных капель. Капли не помогали, и тогда он уходил прогуляться на крышу, в колоннаду среди статуй античных богов, на свежий воздух, он смотрел сверху на город, старался глубоко дышать и заставлял себя думать, что все наладится, все опять будет как раньше, что он поступает правильно. Он пока не знал, как именно, но был уверен, что ему удастся всучить Шклярскому копию, и тогда все станет на свои места. Он спасет и свою прежнюю жизнь, и свою репутацию, и доброе имя музея, а с ним – и национальное достояние.

Глава двадцатая

1

В тот вечер мы действительно засиделись допоздна. Вина, привезенного Марком, оказалось мало, и я принесла из кладовки свои запасы. Мы хохотали на весь дом, потому что нам очень хотелось прогнать страх. Я была напугана больше, чем Марк и Марта, поэтому веселилась больше всех. Марта рассказывала истории про своих заказчиков и про то, как ее дети завтракают на саркофаге, Марк уморительно изображал старушку секретаршу на итальянских курсах, я гладила его пальцы под столом и смеялась над каждой шуткой, но холод у меня внутри никак не проходил. Фотография, сообщения, птица, разбитое окно, кровь в шкафчике, а теперь еще эти снимки на стене у меня дома… Кто-то ходит вокруг и подбирается все ближе. Что ему нужно, кого я могла обидеть так сильно? Мне не хотелось верить Марте, но, сложив все вместе, я приходила к выводу, что единственным человеком, который