– Ты из таинственных глубин? – спрашивает девочка.

За шумом прибоя Клавдия ее не слышит. Переваливается, как гусыня, то и дело останавливаясь, чтобы отдышаться. Камера следует за ней, захватывая холмы на горизонте: синева и неподвижность. Два холма тетиного зада, напротив, в неспешном могучем движении. Подобрав подол, Клавдия бредет по щиколотку в воде. Ксения резко оборачивается и кричит:

– Нож!

Наши с ней голоса сливаются в одном крике. На лице Клавдии растерянность. Все оборачиваются в ту сторону, куда полетел крик. Там только синее небо – как глаза твои. Мои.

У меня схватывает сердце. Два врача ведут меня к машине скорой помощи, укладывают на носилки. Парфений… Где Парфений? Чувствую его прикосновение. Он сидит у меня в ногах. Машина медленно трогается с места. Удивляя историков языка, мой вопрос к Клавдии о ее ногах звучит уже без нас.

Приступ постепенно ослабевает. Мы едем не в больницу – на виллу: у Артемия хороший врач.

За ужином Жан-Мари спрашивает, стало ли мне лучше. Артемий что-то задумчиво рисует на салфетке. Да, стало лучше.

А было совсем хорошо. Несколько мгновений я жила в детстве. А теперь волосы мои – снег, а глаза мои… На что похожи мои глаза?

– Очень красивая девочка, – говорю. – Я такой не была. Была пухлой, розовощекой.

Чувствую на себе взгляд Артемия. Рисуя, он смотрит то на меня, то на салфетку:

– Тогда были другие представления о красоте. Жан-Мари снимает в соответствии с нынешними.

– Чтобы зрителю было понятно, почему князь Парфений так сильно любит вас, – смеется Леклер. – А главное – так долго.

Через стол Артемий передает мне салфетку с моим портретом. Рассматриваю себя. На удивление хороший рисунок. Волосы мои белы, как снег. Глаза мои – как пепел.

В лето сорок девятое Революции почил брат Галактион. Незадолго до своей кончины он благословил меня, раба Божия Иннокентия, на продолжение хроники. Это стало моим послушанием, ибо запечатлевать времена и события до́лжно до тех пор, пока не прекратит их Господь.

В то же лето возвысилась дочь Власа Мелисса. Для нее была учреждена должность комиссарши по делам пчел. В далеких от нас державах должность, может, и не первостепенная, но здесь она значила многое, и на Острове это понимали все.

Уже не первый год шла молва, что Повелитель Пчел давно никем не повелевает и всё больше замыкается в себе, отстраняясь от государственных дел. Назначение Мелиссы стало явным тому подтверждением. Рассказывали также, что Влас велел сшить себе костюм трутня и ходит в нем, волоча крылья, по Дворцу. Ночью же, мол, залезает в сооруженные в спальне соты и понуждает Глафиру делать то же самое, говоря, что без пчелиной матки улей – не улей. На торжественных приемах, где Повелитель Пчел всё еще должен был присутствовать, он нет-нет да и переходил на жужжание. И всем было ясно, что в таком умонастроении управлять государством ему всё сложнее.

Мелиссу многие теперь называли единоличной правительницей Острова. В действительности же власть разделил с ней ее загадочный супруг Вальдемар, назначенный министром развития и фокусов. Он держался в настоящем смысле слова в тени, никак не обозначая своего присутствия. Когда же в нем возникала надобность, не раз и не два появлялся он из цилиндра под хлопанье голубиных крыльев. Вальдемар давно уже не распиливал помощниц: это занятие он перенес на островную казну.

Особенность его фокусов состояла в том, что, исчезнув однажды, денежные средства больше не появлялись. И если прежде брелоки, часы и купюры неизменно возвращались их владельцам, то теперь всё изменилось. Почтенную публику Вальдемар поражал искусством исчезновения. Он предлагал ей следить за руками, но это оказалось делом бесполезным: столь велик был дар этого человека. В короткое время бесследно растаяло армейское жалованье, деньги на ремонт дорог и даже главная статья островных расходов: средства на содержание пчел.

В лето пятидесятое Великой Островной Революции были учреждены большие торжества, поскольку праздновался юбилей прихода светлого будущего. К памятному событию Мелисса распорядилась выпустить памятную же монету. На одной стороне монеты был выбит профиль Председателя Касьяна, на другой – Повелитель Влас, выпускающий пчелу. Такая монета была вручена каждому гражданину Острова.

В день юбилея Главная площадь, а также прилегающие улицы были заполнены народом. С полдневным ударом пушки на балконе Дворца в новеньком трутневом облачении появился Повелитель Влас. По одну сторону от него встала комиссарша по делам пчел Мелисса, а по другую министр развития и фокусов Вальдемар.

Первым выступил Вальдемар, сказавший, что страна встречает 50-летие Великой Революции новыми достижениями и победами. И хотя развитие несколько замедлилось (не забывайте, что мы ведем войну с Францией), в области фокусов государство достигло невиданных ранее высот. В подтверждение сказанному министр предложил собравшимся достать юбилейные монеты и положить на ладони.

Следите за руками, сказал Вальдемар.

Он щелкнул пальцами, достал из цилиндра голубя, и в то самое мгновение монеты с ладоней присутствующих исчезли.

Аплодисментов не последовало.

Открою вам небольшой секрет, улыбнулся министр. Вы следили за моими руками, а надо было за своими.

Несмотря на частичное объяснение фокуса, монеты к владельцам не вернулись.

Вслед за Вальдемаром слово взяла Мелисса. Отметив, что со дня наступления светлого будущего страна прошла славный путь, комиссарша призвала сограждан осмыслить его, с тем чтобы следовать к новым высотам. На сих словах Повелитель Пчел взмахнул крыльями и зажужжал. Мелисса же кивнула, как бы поддерживая отца в его стремлении вверх.

За истекшие пятьдесят лет светлое будущее успело стать прошлым, продолжала Мелисса. Таково свойство времени. Иные могут сказать, что это прошлое, а также и настоящее не столь светлы, как хотелось бы. Считаю нужным напомнить всем, что Великая Революция обещала светлое будущее – и обещание свое сдержала.

Мелисса обвела толпу долгим взглядом:

Будущее по-прежнему остается Светлым.

Площадь огласилась овациями. Они усилились, когда к перилам балкона подошел Повелитель Пчел. Шевеля крыльями, Влас внимал реву толпы и улыбался. Никогда еще он не видел столь многочисленного роя. В это мгновение солнце вышло из-за туч, и Повелитель поднял к нему руки.

Пчеле свойственно стремиться к солнцу, провозгласил он на редкость внятно.

Островитяне, давно уже не слышавшие от Повелителя членораздельной речи, отозвались новыми овациями.

Неожиданно ловко Влас перекинул ногу через перила и крикнул:

Летим!

Взмыв над площадью, слово засверкало на солнце. Прежде чем оно растворилось в небесах, Влас сделал шаг в воздушное пространство. Мелисса и Вальдемар бросились к нему, но было поздно.