И плевать мне, что он — боевой галион.

На борту у него — миллион!»

[…………………………..]

Спой про капитана Леграна, Женя! Я не слыхал эту песню, ты обещал, но так и не спел, и теперь вместо песни — пустота. Я стал беднее — беднее на прошелестевший теплый бриз, на промелькнувший у горизонта парус, на несколько мгновений отчаянной абордажной схватки.

[…………………………..]

«Полчаса пистолетной пальбы —

в клубах дыма и в криках мольбы.

Мы не чувствуем ран. Капитан Пьер Легран!

Ты удачлив, как черт, капитан!»

[…………………………..]

А ведь не так и мало — обеднеть на одну песню, на одно утро, на один закат. Темнеет, Женя, темнеет, но мы еще здесь, мы наконец-то собрались. Без тебя, без твоих песен, без твоей гитары — кто мы все теперь? Спой, как когда-то, Женя!

[…………………………..]

«Вот он, легкий предутренний бриз.

Как цветок, распускается бриг.

Паруса, паруса, на канатах — роса.

И прибоя гремит полоса».

До горизонта, за горизонт, дальше, дальше, дальше… Один, второй… пятый. Полоска песка, кружевная пена прибоя, морская ширь, белые паруса. Желтый, серебристый, синий, белый…

Эту улицу вижу всегда разной. Лучше всего бывать на ней ночью — улица становится гладкой, одевается новым асфальтом, вдоль тротуаров зажигаются веселые желтые огоньки. Так бывает не всегда. Порой тьма затопляет все вокруг, приходится пробираться, прижимаясь к холодным кирпичным стенам, а рядом скользят неслышные тени, обступают, дышат в лицо.

Но это ночью. Чаще всего тут вечер. Такой, как сегодня, — хмурый, сырой, осенний. Листва опала, голые ветви беззвучно тянутся к низкому небу.

Когда-то на старых тополях гнездились галки. Поздней осенью их стаи закрывали небо, черная карусель без устали крутилась до самой ночи.

Тополей уже нет. И галок нет. Просто осень.

[…………………………..]

— Нет, бабушка! Никого в детский сад вести не надо, да и детского сада давно нет. Я там был недавно — перестроили, изуродовали. Не узнать! Хорошо, что ты не видела… И, кроме того, уже вечер!

— Сейчас утро, малыш. Весеннее утро, все рано встали, твой дедушка возится с машиной. Завтра мы едем в поселок… А мне нужно отвести внука в детский сад. Твоя мама не может, ей надо в институт, у нее скоро защита.

Осень, вечная осень… Грязный разбитый асфальт залит водой, лужи на тротуарах, наглые иномарки загораживают путь. А мне и не надо дальше. Там — разрушенный серый забор, пустой проем от калитки, рассеченный траншеей двор. Дом, куда не хочется идти.

— Не люблю нашу улицу, бабушка! Как только ее вижу, вспоминаю тех, кого нет, кто тут когда-то бывал…

— Разве это плохо, малыш?

— Плохо! Их нет, их не будет никогда, а улица все время напоминает…

— Ты здесь родился, вырос, улица — часть тебя самого. Как и наш подъезд, наш дом.

— Я давно живу не здесь, бабушка. И… И не люблю сюда приходить.

— Никто не виноват, малыш. Никто! Мы с дедушкой не виноваты, что так и не увидели тебя взрослым, а я так хотела побывать на твоей защите!

— Ты не успела чуть-чуть, бабушка. Всего лишь год…

— Но ведь на улице не только умирали. Здесь жили, жили мы все, очень долго и очень счастливо. Смерть — всего лишь миг, а жизнь такая длинная.

В далекие годы, когда я боялся огромных волн и Его, прятавшегося на дне ледяного стадиона, мне все время казалось, что наша квартира не тут, а где-то на соседней улице. В той — чужой — квартире было темно и мрачно, но я с каждым разом охотнее забегал туда, чем в наш двор, в наш подъезд. Нет, не так! Вначале очень нравилось возвращаться, было светло, на клумбе росли цветы. Но все кончилось, прошло, я стал приходить сюда только ночью или под вечер — и чаще всего не мог войти. На лестнице караулил Безлицый, двор уродовали траншеи. Они появились еще тогда, и с каждым годом становились все шире и глубже. А теперь вообще не пройти.

[…………………………..]

— Никто не виноват, малыш! Ни улица, ни наш дом, ни мы с дедушкой, ни ты. И твои папа и мама не виноваты, что время идет и они не могут тебе помочь.

— Мне не надо помогать, бабушка!

— Когда родители здоровы, когда они живы, тогда ты чувствуешь себя сильным, остаешься молодым. Это и есть самая главная помощь. Но всему свое время, малыш, всему приходит свой час. И ты понимаешь… Давай пройдем к дому, мне надо…

— Отвести маленького внука в детский сад? Мы с тобой ходили туда через кладбище, правда? Обратно возвращались вечером, иногда в темноте, зимой день очень короткий. Было страшновато.

— Но ты не боялся, малыш. Совсем не боялся!

— Маленький доктор Джекиль не боялся, бабушка. Он был очень любопытен, маленький доктор. Помнишь, ты рассказывала мне о тех, чьи памятники мы встречали дорогой? О Кадминой, о Корфах, о генерале Зашихине? Маленькому доктору было очень интересно. А вот будущий мистер Хайд… Ему было страшно, хотя и не так, как теперь. С тех пор мне и снятся кладбища. Знаешь, мой город очень большой, но именно тут, на моей улице, у моего дома, я менее всего люблю бывать.

— Потому что страны твоего детства нет? Нет тех, кто был тогда с тобой рядом?

— Детства? Разве только детства, бабушка? Я помню, когда сажали эти деревья, каждое из них было не толще карандаша…

— Не узнаю тебя, малыш! Чего ты боишься? Ведь ты мой внук, внук нашего дедушки! Мы остаемся с тобой, и твой папа и мама с тобой, и все твои друзья, и вся твоя жизнь…

— Сейчас осень, бабушка. Я так не люблю осень!

[…………………………..]

Зря я зашел сюда! Мой город огромен, он растет с каждым годом, мне есть куда пойти. Странно, дом — мой новый дом, где живу много лет, чуть ли не целую жизнь, почти никогда не снится. Снится улица, разоренный двор, старый подъезд.

Доктор Джекиль, доктор Джекиль, как ты «там»? Я почти ничего не помню о себе-неспящем. Но если «здесь» осень, если «здесь» туман и сумерки, то не завидую я тебе (мне!), который не спит!

…Только не смотри дурацкие картинки! Не помогут — ни «здесь», ни «там». И воображала Том Тим Тот не поможет. Я не должен видеть сны, мне не нужны лилипуты. Я — настоящий, и все «здесь» тоже настоящее. Осень, холод, темная вечерняя улица. Слишком настоящее… Иногда так не хочется настоящего! Иногда так хочется ЗАБЫТЬ…

— Ты все время пытаешься узнать, что такое сон, малыш. Может, это и не так важно? Может, куда важнее понять, что мир будет таким, каким ты захочешь его увидеть?

— В такое верилось только в детстве, бабушка. Да и то… Взрослым кажется, что детство — самая беззаботная пора. Они просто забыли… Когда маленький, все кажется огромным — не только дома с деревьями, но и проблемы. Дети и любят, и ненавидят.