– В твоей ладони – мое сердце. Не сжимай, – шепчу я ей, но она уже не слышит.

Саманта

Старая песня Чарли Пута звучит по радио, когда я ставлю тарелку со свежо сваренной кашей перед Даниэль, которая засовывает свои ручонки в карманы голубой пижамы, глядя на меня глазами, говорящими мне, что ей не по душе такой завтрак. Но я знаю, что делать в таких случаях: просто не обращать внимания на этот ее взгляд. Я пританцовываю, делая вид, что мне нет дела до того, что она не хочет есть овсяную кашу с фруктами. Между прочим, очень вкусную овсяную кашу! Через пару секунд все-таки ложка стучит о край тарелки, а потом об зубки Даниэль, когда она начинает кушать, запивая кашу банановым нектаром. Я тоже наливаю его себе в стакан, поглядывая на ее серьезное лицо, как будто моя дочь после завтрака собралась читать важную лекцию, или собирается участвовать в выборах.

Замечаю краем глаза движение в стороне гостиной. Джереми прошел в ванную. Далее Даниэль вскидывает голову наверх, потому что в дверь неожиданно звонят.

– Это снова тот странный сосед, мама? – спрашивает дочь с набитым ртом.

Я смотрю на нее, но ничего не отвечаю, прибывая в своих мыслях. Отворив дверь, я вбираю побольше воздуха в грудь, потому что кого-кого, а вот Аарона Галлахера я не ожидала увидеть на пороге своей квартиры.

– Привет, – говорит он, махнув каким-то белым пакетом. – Слышал, ночь была бурная…

Все это он произносит с кислой миной, но сдержанные смешки в его голосе не остаются незамеченными.

– Дядя Рон! – кричит Даниэль, самостоятельно слезая со стула и подбегая к Аарону.

Он проходит в прихожую, роняет пакет на пол, подхватывает Даниэль на руки, принимаясь кружить, потом целует крепко ее щечки, ручки и лоб. Они о чем-то разговаривают, Аарон смеется, когда Дани неправильно произносит слова. Ей и его-то полное имя пока что не выговорить. А я смотрю на пакет, гадая, зачем Галлахер приехал сюда.

– Ты пришел в гости ко мне? – наивно спрашивает Дани, указывая пальчиком на себя, и буквально светится от счастья.

Ее кудряшки растрепаны, пижама помялась, а щечки раскраснелись. И не видела я еще более прекрасного ребенка.

– Конечно, – мастерски врет Галлахер, защекотав свою племянницу.

Она смеется, показывая мне свои красивые маленькие зубки, а потом зовет с собой, активно махая рукой в сторону кухни, когда Аарон, схватив пакет одной рукой, несет ее туда. Я иду за ними, сложив руки на груди. Рон приехал к Джереми. Привез одежду? Наверное. Пока Джер спал, его спортивные штаны и футболку я кинула в стирку.

Рон сажает Дани на ее деревянный стульчик, а сам садится рядом с ней. Я наливаю ему нектара и еще горячий кофе из кофеварки. Но, видимо, для него не такой уж нагретый, раз он выпивает половину чашки практически залпом. После Аарон, долго оглядывая меня, склоняет голову то в один бок, то в другой, сощурив глаза. Да расскажу я все Джереми! Расскажу! Он, не отрывая от меня взора, пальцем цепляется за пластиковые ручки пакета, поднимает и вручает его мне.

– Отдай, пожалуйста, это Джеру, – говорит Аарон, затем опустив глаза на чашку с недопитым напитком.

У меня в голове крутится миллион мыслей. Они вместе со мною направляются в спальню, и вместе со мной же дожидаются Джереми из ванной. Он не заставляет себя долго ждать. Спустя пару минут заходит в комнату, его бедра обернуты в мое банное серо-белое полотенце. Признаюсь, ему оно подходит куда больше. Джер при виде меня почему-то сглатывает. Я облизываю губы, потому что жутко нервничаю, мать вашу! Никогда еще не было у меня такой неловкости после ночи, проведенной с мужчиной. Переспали – и переспали. Дальше что? Ничего. Разбежались в разные стороны. Кто-то варит капучино в кафе, кто-то катается на курорты «по работе». И как не было никакой ночи, секса, стонов и обещаний вечной любви. Меня это устраивало. А сейчас… я просто не знаю, что сказать. Я сама в себе разобраться не могу. Что я чувствую? Хорошо. Вот, что я чувствую в данную минуту? Ревность? Ну, да, возможно… Ведь я не хочу, чтобы несколько часов спустя он вновь встретился со своей разрисованной без грудой блондинкой! Я ревную его. Ревную его даже в мыслях, просто представляя, что такой вариант вполне вероятен.

Тишину в спальне первым нарушает Джереми. Его босые шаги оглушают меня, я вскидываю на него глаза, поднимаюсь с края все еще разобранной постели, но даже в стоячем положении мне не тягаться с Уолшем в росте. Как и ощущала себя маленькой, сидя, так и ощущаю сейчас, переминаясь с ноги на ногу.

– Спасибо тебе, – произносит вожделенно Джер, касаясь пальцами моих скул.

Он заставляет меня посмотреть на него и утонуть в пучине его нереально красивых глаз. Впервые в жизни я заикаюсь.

– З-за что? – Прочистив горло, стараюсь повторить нормально: – За ч-что?

Ни черта не получается!

Джереми усмехается. Наверное, думает, что я дура какая-то, что совсем позиции сдала, стала обычной, безвольной и бесхарактерной. Даже взять в руки себя не могу!

– За эту ночь, – сладостно протягивает парень. – За то, что дала возможность всю ночь быть с тобой, в тебе, – говорит он чувственно, и я загораюсь, как спичка.– Разрешила до утра обнимать тебя. – В его взгляде появляются хитрые нотки: – Хотя в этот раз я бы все равно взял то, что хотел. Я бы все равно взял тебя.

Уолш заявляет это так, уверенно, словно я какой-то товар. Я сбрасываю его руку с себя, вбиваю хлопчатобумажный пакет в его голую грудь и спешу уйти, но Джер ловит меня за локоть, не позволяя. Становясь на пути. Снова. Это чем-то напоминает мне ночь в его квартире, проведенную за день до девичника Агнес. Много лет назад. Это все уместились в моей памяти. Запечатано в сердце. Там и храню.

– Не пойми меня превратно, – шевелит он своими спелыми, точно вишня, губами, – гонки окончены, Саманта. Я больше не пытаюсь тебя догнать. Я это уже сделал. И сел за руль.

Я морщусь, поскольку звучит это не лучшим образом.

– Я – не твоя машина, – парирую, вырывая руку.

Джереми тянется. У него очень длинные конечности, сильные, при том. Ему удается толкнуть пальцем дверь, и она закрывается прямо у меня перед носом.

– Нет, – слышу я его сладкий голос. – Это лишь сравнение. Не придавай ему большого значения. Ты ведь знаешь, что самое главное, малышка? – Его слова подкупают, опьяняют.

Качнув головой, я уставилась на запертую дверь перед собой. Тогда Джереми заслоняет ее своим телом, и мне приходится поднять на него глаза, чтобы не пялиться на голый торс. Красивый, подкаченный, загорелый и соблазнительный.

– Не знаю, – говорю ему, а выходит что-то вроде хрипа.

Я откашливаюсь, положив ладонь на горло.

– Главным является то, что я – твой бензин, – продолжает Уолш пламенно, выделяя каждое слово. – Без меня ты, – парень пальцем касается ложбинки между грудями, – не заведешься. И мы оба это знаем. Теперь я в этом уверен.