Я горячо отказываю ей, на корню срывая ее будущую просьбу, уже свисающую у сестры с языка.

– Нет, нет и нет! Даже не проси меня! Я не войду в ее дом! Ты же знаешь, как я ее ненавижу…

Агнес прерывает меня, и в ее голосе столько же отчаяния, сколько и в моем.

– Я умоляю тебя. Мне обязательно нужно быть, но одна я этот вечер не переживу, ты же знаешь!

Она говорит громко, и чуть ли не всхлипывает от раздражения.

– Мне необходима ты там, – отчеканивает Агнес. – Пожалуйста. Просто пожалуйста.

Я вздыхаю, замолчав, но сестра принимает отсутствие дальнейших протестов от меня за согласие. Она радостно кричит:

– Ты самая лучшая в мире сестра! С меня – бутылка лучшего белого вина! Я даже не буду сердиться, если ты закуришь! – Мне слышно, как она подпрыгивает на месте, но не позволяет мне и звука вставить. – Люблю тебя, Сэми!

Агнес бросает трубку. Вероятно, очень довольная собой. А я думаю о том, что я попала. Как же я попала.

Возвращаясь на кухню, я спускаю со стульчика Даниэль. Она уже все съела и теперь ее задача – убрать все игрушки, которые она успела разбросать по детской с самого утра. Убрав волосы назад, я обхватываю их пятерней на затылке. Краем глаза я замечаю, что Джереми встает из-за стола, шагая в мою сторону. Когда он неожиданно поворачивает меня к себе за талию, я стараюсь приглушить невольное вскрикивание. Уолш отодвигает одной рукой посуду с той стороны стола, где он сидел, и сажает меня туда, раздвинув мои ноги, становясь между ними. Я оборачиваюсь назад, молясь, чтобы Даниэль не вышла из комнаты в такой ненужный момент. Потом, снова обратив взгляд на Джереми, толкаю его изо всех сил, но он же скала, даже с места не сдвинулся.

– Что ты делаешь? – громко шепчу, и в моем голосе проскальзывает истерика.

Джер без слов поднимает подол моей шелковой ночной рубашки. От его наглости я охаю и пытаюсь убрать его руки с себя, но он успевает перехватывает мои. Бесцеремонен и циничен.

– Я во тьме видел лишь очертания, – замираю, когда Уолш начинает обводить по контуру мою татуировку. – Это в твоем стиле, Сэм. – Он вскидывает глаза на меня, после впивается мне в губы безумным поцелуем, но его ладонь продолжает лежать на рисунке. – Цветок, – шепчет у моих губ Джереми, – лепестки цветов, окружающие футбольный мяч. Это в твоем стиле, любимая.

Он поднимает мое лицо за подбородок, чтобы я не прятала глаза, а смотрела на него.

– Никто не виноват в смерти Майкла. Ни ты, ни я, ни Аарон. Он хотел выйти в тот день на поле, он хотел играть. И он умер счастливым.

Джер стирает слезы, что только появляются на моих веках. Они не успевают скатиться по щекам, по одной он их смахивает.

– Существует так много «если», Джер, – хриплю я. – Ты даже не представляешь, сколько я об этом думаю. О безответственных родителях Майкла, которым, кажется, просто плевать на его смерть.

Уолш прижимается теплыми губами к моему лбу.

– Он жив в наших воспоминаниях, – его пальцы снова оживают над пестрым цветным рисунком на моем бедре. – Он жив в этой татуировке. В твоей голове и в твоем сердце.

Я раздумываю над его словами, раскрыв рот. Наверное, похожа на маленького уязвимого ребенка. А Джереми рассматривает меня с обожанием. Это так подкупает. Ну, кто так на меня еще будет смотреть? Кто?

– Знаешь, что? – заправив прядь волос мне за ухо, произносит Джереми, наблюдая за своим медленным движением, от которого меня бросает в дрожь.

Я мотаю несильно головой, готовая услышать, что он хочет сказать мне.

– У тебя прекрасная дочь, – говорит Джер, касаясь губами моей щеки. – Она так на тебя похожа. Я уже успел ее полюбить.

Несмотря на сковывающие меня грусть, чувство стыда и вины, я смеюсь, чуть оттолкнув его, заглядывая ему в глаза.

– Да ладно, тебя просто привлекло, что ты ей нравишься больше Бриса.

Джереми делает вид, что задумывается. Он чуть сгибается, кулаками упираясь в края стола по обе стороны от меня, но его взгляд становится серьезным минутой позже, и он, как будто мысленно вовсе потерял нить разговора и поменял тему у себя в голове. Когда Джереми заговаривает, его голос шелестит, словно листья деревьев осенним утром:

– Я всегда смотрел в твои глаза, чтобы утонуть, – пауза, наступающая после его слов, заставляет меня опустить взгляд на его губы. – Мне нравится захлебываться в волнах твоего моря. – Я дышу стремительнее; почему-то грудную клетку сдавливает. – Но каждый раз я утопал. Ты меня никогда не спасала.

Дальше он молчит, я не смею открыть рот и вымолвить хоть слово. Мы оба знаем о его непроизнесенной просьбе – он хочет, чтобы в этот раз я подала ему руку. Чтобы не позволила захлебнуться. Это я стерва. А Джереми – тот человек, который должен жить. И жить счастливо.

Вздохнув поглубже, я кладу руки ему на грудь, решаясь. Это просто, Сэм, это просто. Нужно всего лишь рассказать ему правду.

– Послушай, Джер, – начинаю я, но парень прерывает меня глубоким и чувственным поцелуем.

После он хватает свой телефон, куртку, которую ему принес Аарон и бежит к двери.

– Мне два раза звонил мой помощник Энджи, он сейчас в Аликанте, и ему нужна моя помощь с бумагами, а копии – у меня в квартире, – поясняет Уолш, отворив дверь. На пороге он задерживается, бросая на меня влюбленный взгляд. – Я позвоню тебе, и вечером мы сходим куда-нибудь, любимая. Ты, я и твоя дочь.

Я не успеваю сказать Джереми, что вечером мы и так встретимся, – только в доме его родителей. Он посылает мне воздушный поцелуй и, захлопнув дверь, уходит. Я могу слышать, как он спускается по лестнице, вместо того чтобы воспользоваться лифтом. Ну, что ж, вскоре Эйрин просветит его насчет сегодняшнего ужина. Надеюсь, если не я, то хотя бы он будет рад. Это все-таки семейные посиделки в честь его воссоединения с этим городом, с людьми, которым он дорог.

– Мамочка! – зовет Даниэль, отвлекая меня от своих мыслей.

Я оборачиваюсь, и дочь уже оказывается на кухне, прискакав сюда на одной ножке.

– А я уже все убрала! – радостно объявляет она, хлопнув ладошками по бедрам. – Теперь пошли гулять, да?

***

Мы слушаем с Агнес в ее машине песню Birdy «Wild Horses». Дорога к дому Эйрин оказывается морально тяжелой. Я готовлю себя к неприятной встрече с ней, но все мои старания напрасны. Волнение никуда не уходит, не растворяется, как бы мне того ни хотелось.

– Не переживай ты так, – вероятно, заметив, что я заламываю пальцы и дышу, будто бы, бегу трусцой, говорит мне сестра. – Даниэль в надежных руках.

Я знаю это, ведь оставила дочь с Вивьен, что гостит сейчас у Агнес. И я не переживаю об этом, поскольку Дани и Вив нашли общий язык. И у лучшей подруги Агнес волосы нормального цвета, лицо не проколото, татуировок нет, по крайней мере, на заметных местах. Именно что-то необычное всегда привлекает внимание Даниэль. К моим волосам она уже привыкла, а вот о прическе Эмили мечтает изо дня в день.