суток не выводили на работу. Таскали в комендатуру на допросы, особенно нашу, четвертую штубу. Многих били, и мне попало».

По словам немецкого историка, втора книги об асах Первой мировой войны Гейнца Новарра, Гитлер и вправду рассердился, узнав о побеге русских военнопленных на немецком бомбардировщике, и приказал Герингу немедленно отправиться в Пенемюнде. «Все летчики были выстроены на аэродроме. Приехал рейхсмаршал в черном лакированном лимузине. Схватив начальника авиабазы за отвороты парадного френча, Геринг тряс его изо всех сил, истерически крича: “Кто разрешил вам брать пленных русских летчиков в команду аэродромного обслуживания?” После этого он орал на летчиков».

«Орал на летчиков» – тут ему не было равных. В августе 1943 года почти 600 британских бомбардировщиков разрушили больше половины всех зданий на острове. В тот раз англичане обманули немцев отвлекающим маневром восьми самолетов, устремившихся к Берлину, и почти вся истребительная авиация фашистов бросилась защищать столицу, оставив ракетный центр без защиты. Геринг тогда так кричал на начальника штаба люфтваффе генерал-полковника Ганса Ешоннека, что тот застрелился, потребовав в оставленной предсмертной записке, чтобы Геринг не присутствовал на его похоронах.

«Из плена в плен – под гром победы»

Кривоногов: «…О нашем перелете из немецкого плена сразу же была написана статья в газете «Сталинский сокол», нас фотографировали всех у самолета… а после этого, видимо, усомнились в возможности совершенного нами…»

Начальник отдела контрразведки Смерш 61-й армии полковник Виктор Мандральский не поверил в рассказы бывших узников. «Допросы задержанных Девятаева и других ведем в направлении изобличения их в принадлежности к разведывательным органам противника», – писал он в цитировавшейся уже мною Справке о приземлении. Допросили каждого, проверяли каждую деталь.

«Подъезжал ли во время прерванного взлета к самолету, на котором вы должны были улететь, немец на мотоцикле? – Это из протокола допроса Федора Адамова. – Если подъезжал, то зачем и что он предпринял к Вам? Ответ: …В тот момент, когда мы второй раз развернулись, от казарм немецких летчиков поехали на велосипедах немецкие летчики. Но к самолету никто не подъезжал».

«Допросы были жестокими и в основном ночью, двое суток не кормили, – рассказывает со слов отца сын Адамова Виктор. – Сидели по два человека, отдельно друг от друга. На третьи сутки допрос был мягче, наверное, выяснили, а утром вся группа собралась вместе, принесли сухарей и кипятку».

Допрос каждого из беглецов проходил по одной схеме – биография, обстоятельства пленения, рассказ о содержании в плену, контакты с немецкими контрразведывательными органами. Кроме того, нужно было назвать имена людей, с кем находился в плену, имена предателей.

Сохранилось «Заявление в контрразведку», поданное Кривоноговым 9 сентября 1945 года, где он пишет, что знает Девятаева «как одного из достойных товарищей. <…> Он вел себя как русский советский человек, воспитанный Советской властью… Товарищ Девятаев среди настоящих людей является одним из достойных и правильных». «Когда я в органах МГБ давал за тебя и за Мишку подтверждение, а вы за меня…» – вспоминает Емец в письме Кривоногову от 28 апреля 1957 года.

Главный вопрос, стоявший перед смершевцами: каким чудом Девятаев смог освоить немецкий самолет? И это несмотря на то, что был приучен к истребителю, а поднимать в небо пришлось двухмоторный бомбардировщик. Допрошенные в ходе проверки опытные летчики уверяли чекистов, что в таком состоянии и при таких обстоятельствах взлететь он не мог. Стало быть, немцы его готовили.

Девятаев доказывал, что у него была возможность познакомиться с немецкими машинами, поскольку им часто поручали убирать их обломки, «кладбище» самолетов в Пенемюнде было огромное. «Во время этой работы я выдирал с приборной доски разные таблички, прятал их в карманы, в котелок, а вернувшись в барак, старался разобраться, что к чему, изучал назначение приборов. Володя Соколов был у меня за переводчика – все надписи переводил с немецкого на русский язык».

Надо иметь в виду и то, что в покрышкинской дивизии он летал не на советском, а на американском самолете – истребителе Bell P-39 Airacobra. Это был более современный самолет, отличавшийся от наших, в частности, удобствами, включая подогреваемое сиденье, лучшей радиосвязью. Всего в СССР по ленд-лизу было поставлено 4952 истребителя «Аэрокобра», что составляло половину от общего количества выпущенных в США машин.

Быстро освоить незнакомый самолет, видимо, помогла и наследственность. Золотые руки были не только у него, но и у его отца, не случайно того наградили прозвищем Копенгаген (до революции он учился в Дании на механика), и у отцовских братьев. Один из них – Никифор – был оружейником в Туле, а другой, Петр, едва ли не единственным в Москве мастером по импортным швейным машинкам, обслуживавшим иностранные посольства.

Фильтрация

Летом 1945 года с территории Германии, Франции, Норвегии, Финляндии и других западных стран хлынули потоки военнопленных, численностью приближающиеся к 2 млн человек. Кроме них – сотни тысяч перемещенных лиц: мобилизованные в Германию рабочие, беженцы, переданные союзниками солдаты РОА и «восточных батальонов», казаки.

В советских фильтрационных лагерях Девятаев провел восемь месяцев, больше, чем в плену у немцев. Он вспоминал, как его в числе других офицеров, подлежащих фильтрации, «пешком повели из Германии через Польшу и Белоруссию в Псковскую область, на станцию Невель. <…> Привели к озеру. Вокруг озера лес. Ворота, над ними написано «Добро пожаловать», а кругом колючая проволока. Говорят: «Ройте себе землянки». Домой не отпускают, и переписываться нельзя. <…> Потом все-таки меня в декабре отпустили с землянок в Невеле. Мне еще повезло, не посадили».

Еще до того его на какое-то время привезли в знакомые места – бывший концлагерь Заксенхаузен. Туда заселился «Спецлагерь № 7» НКВД, занимавшийся фильтрацией военнопленных. Даже вывеска над воротами та же – «Труд освобождает», и поселили, как рассказывал сыну, в том же бараке, где он уже успел побывать. «Твой лагерь?» – спросил меня сопровождавший энкавэдэшник. «Да», – отвечаю. «А в каком блоке сидел?» – «В тринадцатом». А он мне: «Хорошо, здесь и будешь опять сидеть».

Что касается узников Заксенхаузена, остававшихся там, то в конце апреля 1945 года всех 30 тысяч вывели на «марш смерти». Предполагалось довести их до берега Балтийского моря, погрузить на баржи, вывезти в открытое море и затопить. Задуманное осуществить не удалось – в первых числах мая 1945 года советские войска освободили узников на марше.

Семеро смелых

Кривоногов: «…После необходимой проверки рядовые нашей группы влились в соединение, которое сражалось на Одерском плацдарме. <…> Из семи человек, ушедших на передовую, остался в живых только Федор Адамов. От него я и узнал через много лет о судьбе наших товарищей. Всех их зачислили в одну роту… Они участвовали в захвате города Альтдамма…»

«Бой за Альтдамм» – в заметке под этим названием