тайфун пришел с моря и ступил на берег. Он развернулся и побежал, а тайфун гнался за ним по пятам в сторону Даньчжэня. Жун Чуньтянь мчался до тех пор, пока не оказался впереди ветра, и вернулся в Даньчжэнь, чтобы сообщить людям о приближении тайфуна. И тот обрушился на них прежде, чем он договорил. В то время тайфун был для него нипочем. Он мог бежать против ветра, полный презрения к тайфуну. Но после того, как он потерял ногу, порыв ветра теперь мог сбить его наземь, да и собака в борьбе за кость тоже могла опрокинуть.

Он рассказал мэру о преимуществах, которые есть у двуногих людей.

– Если у меня две ноги, мир плоский. А теперь, куда бы я ни пошел, все неровное, в ямах и колдобинах, – сказал Жун Чуньтянь. – Если бы я тогда действительно хотел дезертировать, никто не смог бы меня обогнать. Но похож ли я на кого-то, кто мог бы дезертировать?

Он также рассказал, что в то время грузовики, пропагандирующие призыв на военную службу, курсировали взад и вперед по улицам и переулкам Даньчжэня, и гомон громкоговорителей был по-настоящему невыносимым, он раздражал даже больше, чем оружейный грохот. Жун Чуньтянь неплохо писал кистью, и руководство попросило их с Ли Цяньцзинем скопировать лозунги призыва на военную службу. За каждый переписанный лозунг он мог заработать пять фэней. Свои лозунги он расклеивал в заметных местах вроде станции, кинотеатра, универмага, школьных ворот, а лозунги, написанные Ли Цяньцзинем, расклеивал на стенах свинарников, мясной лавки и общественных туалетов. Жун Чуньтянь никогда не думал о том, чтобы стать солдатом.

Однажды весной того же года Жун Яо сказал ему: «Говорят, ты влюбился в Мао Вэньли из уездного художественного ансамбля? Все в Даньчжэне знают об этом». Мао Вэньли приехала в наш кинотеатр с выступлением, она играла Те Мэй в «Легенде о красном фонаре»[31]. Жун Чуньтянь ходил за кулисы, чтобы украдкой взглянуть на нее. Однажды после спектакля Мао Вэньли вернулась за кулисы, и Жун Чуньтянь, набравшись смелости, подарил ей корзину манго. А Мао Вэньли неожиданно отдала манго Инь Лайсину, ветеринару, который также пробрался за кулисы, чтобы завязать с ней более близкое знакомство. Жун Чуньтянь разом превратился в посмешище.

На вопрос Жун Яо он ответил утвердительно, сказав, что, конечно, она ему нравится. Жун Яо проявил совсем уж поразительную прозорливость и уточнил, не хочет ли он жениться на Мао Вэньли? Голову Жун Чуньтяня охватила волна жара. Хотя он считал такой исход невозможным, но все же преждевременно открыл свое сердце: если бы он мог жениться на Мао Вэньли, то с радостью и умер бы. Жун Яо сказал, что все женщины, особенно из художественной труппы, хотят выйти замуж за военных, а Мао Вэньли и вовсе сказала, что за не военного не пойдет. Жун Яо весь день говорил с Жун Чуньтянем по душам, и именно в тот день был крайний срок подачи заявки на вступление в армию. Жун Чуньтянь заполнил форму и уже на следующий день принял участие в практике, на третий день явился на регистрацию в уездный военный комиссариат, а на седьмой отправился на передовую. Как во сне.

Жун Чуньтянь не стал говорить с мэром о том, что было по возвращении из армии. Так же, как и Жун Яо, он чудом остался в живых, вернулся с поля боя, не став героем, от других видел лишь насмешки и презрение. Вместо того чтобы прямо высмеять его, они спрашивали: «Когда свадьба с Мао Вэньли?» С тех пор как Жун Чуньтянь вернулся с фронта, Мао Вэньли больше никогда не приезжала в Даньчжэнь. Некоторые говорили, что она вышла замуж, и не за военного, а частника-нувориша. А некоторые говорили, что она до сих пор одинока, но после того, как перестала выступать в роли Те Мэй, ей нечем было заняться, и она зарабатывала дополнительные деньги, танцуя с людьми в залах уездного центра.

Жун Чуньтянь не винил Мао Вэньли, но возненавидел Жун Яо. Это была не обычная ненависть, но настолько сильная, что он хотел сварить Жун Яо и сожрать. Не сумев стать героем, Жун Чуньтянь решил стать богачом. На отставные деньги он открыл «Магазин весенней всячины». Прибыль от него поступала слишком медленно, и два года назад он уступил продуктовый магазин кому-то другому. Продавая сперва одежду из Шэньчжэня, а затем пиво, он разорился и с тех пор ходил опустошенный и подавленный и хотел выместить гнев на новом мэре.

Жун Чуньтянь проговорил с мэром весь день. Тем временем Жун Яо долго бродил за дверью, но мэр так и не вызвал его. Когда Жун Чуньтянь вышел из кабинета, Жун Яо последовал за ним, но не промолвил ни слова. Последние несколько лет они почти не разговаривали.

Сун Чанцзян также последовал за Жун Чуньтянем со словами:

– Ты же ничего не сделал мэру?

– Он мне тоже ничего не сделал, – ответил тот.

Вскоре Сун Чанцзян выяснил, что новым мэром был тот самый ветеран, который в свое время ехал на передовую в той же машине, что и Жун Чуньтянь. Не прошло и пары лет, как он стал чистеньким и толстеньким и надел черные очки в золотой оправе. Он давно узнал Жун Чуньтяня и нарочно ничего не говорил, а тот узнал его, только когда разговор почти подошел к концу. У мэра не хватало половины уха, что скрывали длинные волосы.

Впоследствии правительство не стало вырубать манговые деревья и менять название Мангодацзе. Но срубили камфорное дерево на улице Цзиншицзе и взамен посадили коричное.

В тот день в кабинете мэра Жун Чуньтянь впервые попробовал кока-колу. Вкус его предельно потряс. После первого глотка его слегка затошнило, колу захотелось выблевать, но душа зацепила вкус на крюк и вернула обратно. И в тот момент у него внезапно возникла сумасбродная идея делать газировку, газировку вкуснее кока-колы. Это лучший способ разбогатеть. Жун Чуньтянь засунул оставшиеся полбутылки кока-колы за пазуху. На бутылке был открыто указан состав газировки. Открытость означает презрение к уму подражателя. Если бы наряду с составом открыто указывали бы соотношение компонентов и способ производства, было бы еще лучше. Жаль, что они приберегли их, и из-за этого Жун Чуньтянь хлебнул невзгод.

Он приготовил пластиковые бутылки из-под газировки, лимонную кислоту, соду, сахар, сок и пищевые красители и заперся дома – изучать, отлаживать, пробовать на вкус, снова отлаживать… После более чем месячных страданий язык Жун Чуньтяня был замучен домашней «газировкой» с различными вкусами до такой степени, что потерял способность эти вкусы различать, он поплевывал кровью и безостановочно свистал в туалет. Он еще не сделал лучшую газировку в мире, и