– Оставляю это вам, чтобы вы ни в чём не нуждались. Я уже сложил вещи и пришёл проститься. Карета заложена, я отправляюсь сейчас.

Вано шагнул к двери, но, не выдержав, оглянулся на смертельно бледную мать. Совесть шевельнулась в его душе, но тут же смолкла, задавленная жаждой свободы, богатства и власти. Вано молча поклонился и вышел.

За окном застучали копыта. Уехал! Саломея даже не повернула головы – не хотела смотреть вслед отъезжающей карете. Поставив всё на одну-единственную карту, она вновь проиграла… Что же могло быть хуже? Да ничего!.. Прекрасное золотое блюдо графини Саломеи оказалось глиняной миской, к тому же совершенно пустой.

Что может быть прекраснее музыки? Да ничего! Как можно хоть что-то сравнить с этой золотой гармонией? Перед музыкой равны все, и неграмотный бедняк так же принимает её всем сердцем, как и сын короля. Нужно только его иметь – это чуткое и трепетное сердце!

Кассандра Молибрани стояла на сцене. Зал был пуст и тёмен, во всём театре сейчас не нашлось бы ни одного оркестранта, но это не смущало Кассандру. Она пела и купалась в божественном океане звуков. Она была королевой из страны грёз, а может, волшебницей – ведь это её голос творил чудеса: он взлетал ввысь, отражался от многоярусных лож и расписного плафона на потолке, он заполнял весь театр, а потом возвращался обратно, уже как упоительный дар небес. Все чувства смешались в душе Кассандры: гордость, изумление собственному таланту и… восторг, восторг, восторг! Теперь она понимала, почему мать предпочла оперу титулу герцогини – просто не могла поступить иначе…

Четыре месяца назад, когда их маленький отряд прибыл в Неаполь, Полли и её подопечная впервые вошли в красивый трехэтажный особняк в двух кварталах от королевского дворца. Они не сразу поверили, что всё это теперь принадлежит Кассандре. Дон Эстебан даже обиделся.

– Не понимаю, откуда взялось подобное недоверие к моим словам, ваше сиятельство! – воскликнул он. – Этот дом был куплен герцогом ещё три года назад специально для вас. Его светлость хотел, чтобы я привёз вас сюда, поскольку именно в этом городе ваша почтенная матушка училась пению и дебютировала на оперной сцене.

– А моя бабушка была самой знаменитой гадалкой Неаполя – может, мне лучше не петь, а гадать? – пошутила Кассандра, но старый воин шутки не принял.

– Вы вольны делать то, что вам хочется, но ваш отец мечтал, что вы повторите путь матери, а не бабушки. К тому же ваше состояние в десять миллионов франков в золоте и столько же в драгоценных камнях позволяет вам не думать о куске хлеба, – окончательно рассердился дон Эстебан.

Кассандре показалось, что она ослышалась. Да разве бывают такие богатства?

– Я думала, отец шутил, когда сказал, что я могу купить себе театр, – призналась она.

– Нет, его светлость говорил истинную правду. Вы свободны в своих тратах. Если Сан-Карло вам не продадут, мы можем построить для вас в Неаполе отдельный театр, даже больше, чем этот.

Похоже, что старый коннетабль всё понимал буквально, и Кассандра принялась его уговаривать:

– Не нужно покупать для меня театр, а тем более строить. Я хочу, чтобы меня приняли в труппу за мой голос, а не потому, что я богата… Прошу вас, дон Эстебан, никому не говорите, что я – графиня. Теперь-то я понимаю, почему мама скрывала свой титул. Она хотела, чтобы её ценили за то, что она делает, а не за то, кто её муж.

– Да, герцог так и говорил мне. Теперь вы уже, наверно, и догадались, почему он велел приобрести для вас дома именно в тех городах, где есть самые знаменитые театры. Сан-Карло – один из самых известных театров Европы.

– Пожалуйста, дон Эстебан, устройте мне там прослушивание, – попросила Кассандра.

– Хорошо, ваше сиятельство, постараюсь об этом договориться, – отозвался коннетабль, но Кассандра вновь напомнила:

– Дон Эстебан, как же мы сохраним тайну, если вы зовёте меня сиятельством? Пожалуйста, называйте меня «сеньорита».

– Я постараюсь, ваше… сеньорита, – кивнул старый солдат и отправился выполнять поручение.

Он, как и всегда, справился, и уже на следующий день, сразу после полудня, Кассандра в сопровождении Полли вошла в просторный вестибюль театра. Там без видимой цели прохаживался щегольски одетый господин лет под тридцать.

– Сеньорита, это вы дочь великой Молибрани? – спросил он, заступив путь вошедшей Кассандре.

– Да, это я!

– Простите мою неучтивость, – извинился щеголь. – Позвольте представиться: Доменико Барбайя. Я – антрепренёр миланского театра Ла Скала и Венской оперы. Я вёл переговоры с вашей матушкой, хотел, чтобы сеньора Джудитта подписала контракт со мной, но она выбрала Ковент-Гарден и премьеру «Танкреда». Я знаю, что вы приглашены к маэстро Россини, разрешите и мне присутствовать на прослушивании.

Кассандра тут же сообразила, что присутствие второго антрепренёра увеличивает её шансы получить приглашение хоть в какую-нибудь труппу, и согласилась:

– Пожалуйста! Только прошу, не ждите многого. Мама хоть и занималась со мной, но на сцене я ещё не пела.

– Благодарю! – обрадовался Барбайя и повёл Кассандру в зрительный зал. Пока добирались до входа в партер, антрепренёр успел сообщить ей главное:

– Маэстро сейчас репетирует «Танкреда». На этой сцене он планирует спектакль на сентябрь, а вот у меня в Ла Скала уже была премьера. Моя прошла одновременно с лондонской. Но Россини получил этот театр в управление лишь в начале года и только теперь начинает ставить здесь собственные оперы.

Они вошли в полутёмный зал. Он показался Кассандре огромным. Его стены терялись вдали, а ярусы таяли в немыслимой вышине, но притягательным центром картины оказалась пара, расположившаяся у огней рампы В первом ряду кресел, вольготно развалившись, устроился красивый брюнет, а напротив него на сцене застыла высокая элегантная дама в платье цвета лаванды. Маэстро что-то горячо ей доказывал, а дама невольно морщилась, от чего её смуглое лицо становилось капризным и злым. Услышав шаги, оба обернулись и с интересом уставились на Кассандру, идущую вслед за антрепренёром.

Других нарядов, кроме испанских платьев её матери, у Кассандры не было. Так что, собираясь сегодня в театр, она надела лучшее из них – белое кружевное платье с плотным атласным корпиньо и широким красным кушаком. В уже отросшие волосы она вколола костяной гребень и накинула поверх белую мантилью. На улицах Неаполя такой наряд смотрелся необычно, и пока они шли к театру, Кассандра не раз ловила на себе любопытные взгляды.

Маэстро встал с кресла и поспешил навстречу гостям. Кассандра с удивлением обнаружила, что Россини ещё очень молод – почти что юноша. Самое большее – лет двадцать. Неужели этот юнец и есть признанный композитор, руководитель королевского театра в Неаполе? Но юный красавчик сам развеял все сомнения:

– Приветствую вас в Сан-Карло, сеньорита, я – Джоаккино Россини, руководитель этого театра. А вы, как я понимаю, дочь великой Молибрани?