Дверь за Атласовым давно уже закрылась, но в кабинете по-прежнему царило молчание. Вано, ожидавший, что вновь начнутся материны нравоучения, хмуро глядел в пол. Но Саломея не хотела портить отношения с сыном. Зачем?.. Особенно теперь, когда их судьба так круто менялась. Графиня собиралась ласково пожурить мальчика, и потому разговор начала издалека:

– Сынок, эта фабрика вытянула из нас слишком много денег, я уже пожалела, что купила её, хотя поначалу и взяла всё имущество за бесценок. Но строительство уже съело прежние выгоды. Я думаю, нам пора остановить стройку, чтобы всё не стало ещё хуже. Ты, если хочешь, можешь остаться в Рощине – последи за урожаем, лён в этом году хороший. Продай его, а деньги возьми себе.

Вано уже наигрался в фабриканта и с удовольствием бросил бы это канительное занятие, если бы только мог сохранить свободу и гордость. Но мать отлично помнила все его неосторожные обещания. Сейчас всё выходило так, будто бы дело Вано провалил. Поэтому слова матери оказались для него подарком небес: Саломея собиралась прикрыть строительство не потому, что Вано неправильно вёл дела, а потому, что это просто оказалось семье невыгодным. Да ещё мать отдавала сыну Рощино! Лучше б она его, конечно, подарила. Тогда бы можно было имение продать! Но чем совсем ничего, лучше хоть так. Получить Раю и деньги за лён вместо головной боли от дурацкой фабрики – очень даже неплохо. Оценив всё, Вано улыбнулся и изрёк:

– Если вы считаете, что для семьи так будет выгодней, давайте остановимся. Можно даже поискать покупателя и на саму фабрику, и отдельно на прядильные машины. Хотите, я этим займусь?

Саломея этого, конечно же, не хотела. Она отлично понимала, что денег ей тогда не видать, но мать ласково улыбнулась и похвалила Вано:

– Хорошая мысль, сынок! У тебя блестящий ум, да и образование прекрасное, недаром оно стоило таких бешеных денег. Я уже сейчас восхищаюсь тобой, а через пару лет тобой будет восхищаться весь Петербург, а может, и вся Россия.

Вано изумлённо воззрился на мать – она ничего не говорила ему о своих планах отправить сына в столицу. Но эта идея легла ему на сердце. Петербург! Это было что-то далёкое и прекрасное. Там роскошные женщины улыбались красавцам-офицерам, только что вернувшимся с полей сражений. Мундиры героев сверкали орденами, а дамы сами добивались лестного внимания этих полубогов. Как бы Вано хотел стать одним из этих небожителей!.. В деревне, где он провёл всю жизнь, у него не было ни друзей, ни возлюбленной. В Пересветово соседи не ездили, а мать и сына Печерских никуда не приглашали. Раньше Вано не задумывался, почему они так живут, считая такую жизнь самой обычной, но недавно узнал от Раи правду. Дворовые шептались, будто старый граф много лет назад прислал в соседние имения, в том числе и прежним хозяевам Рощина, письма, прося не посещать его жену и не принимать Саломею у себя. Чем же так насолила ему мать, что отец, обозлившись на неё, даже собственного сына отказывался видеть? Вопрос этот мучил Вано всю жизнь, но он как-то не смог переступить через своё стеснение и расспросить Саломею. Может, сейчас спросить? Мать вроде бы благодушно настроена. Попытаться?.. И Вано решился:

– Матушка, я давно хотел спросить вас кое о чём. Почему отец никогда не приезжал сюда, а нам не разрешал бывать у него?

Саломея заслуженно гордилась своей выдержкой, но сейчас, чтобы вынести полученный удар, ей понадобились все силы. Она долго молчала, собираясь с мыслями. Наконец сказала:

– У твоего отца был плохой советчик – кузен его второй жены, действительный статский советник Вольский. Человек умный, а главное, очень хитрый. К сожалению, влияние, которое Вольский имел на графа, было огромным. Этот человек оболгал меня. Я не хочу даже повторять ту ложь, какой меня выпачкали, но твой отец поверил кузену, а не жене. Но теперь старик лежит в могиле, так что давай оставим его вместе с его заблуждениями, а сами будем жить дальше.

– Но вы не говорили мне, что отец умер. Когда же это случилось? – изумился Вано.

Саломея чуть было не чертыхнулась. Ну, кто её тянул за язык? Теперь придётся расхлебывать! И она постаралась выкрутиться:

– Он умер ещё весной, а не сказала я тебе ничего из-за наследства. Твой брат Михаил находится на конгрессе в Вене, и пока дела между ним и нами не улажены, я не хотела тебя волновать.

– По какому наследству? – насторожился Вано. – Вы хотите сказать, что нам причитается наследство?

– Я пока не знаю, что написано в завещании твоего отца, это знает твой брат, поэтому нам нужно дождаться его возвращения. Тогда и будет видно.

Почувствовав, что ступает на зыбкую почву, Саломея побоялась сболтнуть лишнее и свернула разговор. Наплела, что её ждут на конюшне, где должна жеребиться племенная кобыла, и ушла. А переполненный чувствами Вано поспешил в свою комнату и упал на кровать. Он представил себя гуляющим по бальной зале: новенький гусарский мундир со множеством орденов радовал глаз золотыми позументами и очень шёл ему. Томные взгляды красавиц летели со всех сторон, обещая неземное блаженство… И эта мечта скоро сбудется! Вано получит наследство и наконец-то поедет в столицу!.. Поедет один – он не позволит матери вновь лишить себя общения с миром. Она никогда больше не будет диктовать ему, что делать. Вано – мужчина, а Саломея – всего лишь женщина, и, что бы она о себе ни думала, её власти над сыном пришёл конец!

Ни на какую конюшню Саломея не пошла, а села за туалетный столик в своей спальне. Посмотрелась в зеркало и невольно поморщилась. Бледновата… Годы идут, теперь уже нужно одеваться по-другому – богаче и ярче. Ну, ничего, как только она доберётся до денег, сразу же закажет себе новый гардероб и драгоценности. Саломея прикрыла глаза и с наслаждением представила великолепный зал в царском дворце, и там себя – роскошно одетую, под руку с красавцем-сыном. Придворные перешёптываются, знатнейшие аристократки меняются в лице от зависти, а Саломея лишь гордо улыбается. Вот он – триумф, плата за прозябание под лестницей и годы изгнания!..

Стук в дверь вернул Саломею к действительности. Она никого не хотела видеть и приготовилась отчитать непрошеного визитёра, но дверь отворилась и на пороге возник Коста. Он молча подошёл и выложил на туалетный столик широкое золотое кольцо с гербом Печерских.

– Всё? – прошептала графиня и уставилась на любовника посветлевшими от волнения глазами.

Абрек молча кивнул и приложил палец к губам. В этом он был прав – у стен всегда есть уши. Графиня не собиралась никого ни о чём расспрашивать – в конце концов, это и была работа Косты. В своем лесу на Кавказе абрек делал то же самое, только добычу забирал себе, а теперь отдал Саломее – принёс на золотом блюде и положил к ногам. Вспомнив о золоте, графиня с сомнением глянула в сумрачное лицо своего любовника. Можно попытаться снова вытянуть из него деньги, да и то удовольствие, которое она получила в последний раз, было упоительным. Только воспоминание о стоящем на коленях Косте обдало графиню жаркой волной. И она решилась.