Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Примерно в то время, когда Флора совершала свой обычный обход, Друджи заворчала и поднялась на ноги. Она подошла к отделу художественной литературы и села, выжидающе глядя вверх. Я сразу поняла, что Флора, должно быть, раздобыла какие-то собачьи лакомства. Не спрашивайте меня, как это работает, когда ты призрак, но Друджи сидела так только тогда, когда кто-то держал в руке кусочек печени.
– Эй, Друджи, – позвала я. – Иди ко мне!
У нас была миска с лакомствами для собак, которые приходили с покупателями. Она знала об этом, но игнорировала меня и продолжала выжидающе смотреть в воздух.
– Посмотри на Друджи, – обратилась я к Джеки.
– Она старая. У нее шарики иногда заезжают за ролики. Тогда она просто смотрит в пространство.
Я не хотела спорить, но не была настолько глупа, чтобы не понимать, что к чему. Флора пыталась откупиться от Друджи. Я брызнула на руки дезинфицирующее средство и завернула еще одну книгу.
К нашему удивлению, появилось несколько покупателей, начали поступать заказы. Грюн сделал маску из футболки. Асема надела фиолетовую чашечку от бюстгальтера, закрывающую нос и рот. Каким-то образом у нее получилось выглядеть круто. Джеки натянула на лицо снуд. Поллукс носил красную бандану, словно разбойник. Мне маску заменяла порванная наволочка.
Новые правила, позволяющие сохранить жизнь, продолжали меняться. Мы с Поллуксом отправлялись в яростно долгие прогулки, чтобы избавиться от чувства тревоги. По крайней мере, я могла успокоиться, держа на руках нашего крошечного гражданина. Для Джарвиса я надевала синюю бумажную маску, тонкий халат в желто-зеленый цветочек, завязывающийся сзади, и фиолетовые нитриловые перчатки из коробки, которую Хетта ухитрилась заполучить в аптеке. Джарвис начал пробовать на мне свою липкую маленькую улыбку. Звуки тоже. Как правило, это были длинные, благословенные гласные. Его любимым согласным звуком был протяжный н-н-н-н-н-н. Он часто говорил «ом», и это переносило меня на более высокий уровень восприятия. Малыш стал лучше фокусировать бесстрашный взгляд и замечать на моем лице легкую критическую радость. Его глаза блуждали по моим чертам, а затем загорались, как будто он находил в моем лице что-то, казавшееся ему чрезвычайно приятным. Иногда Хетта давала мне бутылочку – с ее собственным молоком, до того хорошей матерью она была, – и я кормила его. Глаза малыша закатывались, когда молоко попадало в его крошечный желудок, и иногда… он засыпал. Когда ребенок засыпает у вас на руках, вы получаете отпущение грехов. Самое чистое существо на свете выбрало тебя. Чего еще больше желать.
В репортажах постоянно говорилось, что у тех, кто умер, были серьезные проблемы со здоровьем. Вероятно, это должно было успокоить некоторых людей – суперздоровых, энергичных, молодых. Все пандемии, похоже, намереваются преодолеть различия и сравнять всех перед собой. Но эта делала все наоборот. Некоторые из нас мгновенно стали более смертными. Мы начали вести мысленные списки. Однажды утром мы с мужем начали прикидывать наши шансы.
– Ты автоматически получаешь очко за то, что женщина, – начал Поллукс, – плюс ты на десять лет моложе. Это уже два очка.
– Я думаю, мы оба получаем очко за то, что у нас первая группа крови. Я слышала, что люди со второй группой более восприимчивы.
– Правда? Не уверен. Я бы в этом усомнился.
– Мы все равно должны вычесть эти баллы за то, что у обоих есть лишний вес.
– Хорошо, давайте вычеркнем эти два фактора.
– Астма?
– Я теряю очко из-за астмы, – вздохнул Поллукс. – А ты получаешь очко за то, что у тебя ее нет.
– Знаешь, теперь они говорят, что это, может быть, ничего не меняет. Но я скажу, в чем дело.
– Спасибо. Ты, наверное, имеешь в виду силу легких? Она какой-то значимый фактор?
– Похоже на то. Как ее измерить?
– Подожди. У меня есть одна штука, которую мне дали, когда у меня был инфаркт.
Я знала, где он лежит – мой пикфлоуметр.
Мы принялись по очереди в него дуть. У обоих метка оказалась в желтой зоне, так что мы сравняли счет.
Несмотря на астму, у мужа в итоге получилось на несколько очков больше, поэтому мы уравняли наши шансы, прикинув, как долго может продлиться болезнь. В больнице, без больницы, с кислородом, без кислорода. Но когда добрались до аппарата искусственной вентиляции легких, мы сломались. Мы сжали друг друга в объятиях и не отпускали.
– Нет, – закричала я, – ни за что, милый. Не заболей, умоляю!
– И ты тоже. И если заболею я, дай мне умереть.
– Как? О мой гребаный бог!
Поллукс еще крепче обнял меня, и мы вцепились друг в друга, раскачиваясь взад-вперед.
Как только взаимная паническая атака прошла, мы еще долго лежали на нашей кровати, очищенные и спокойные. Я уставилась на крошечную трещинку в потолке. Поллукс одевался, сказав, что приготовит мне на завтрак чили-дог. Трещинка в потолке дрогнула. Она становилась все глубже, темнее, длиннее. Единственное, что я знала, так это то, что, если с Поллуксом что-нибудь случится, я тоже умру. Я буду счастлива умереть. Я позабочусь о том, чтобы так и случилось.
Доставка орла
Пока мы выясняли наши уязвимые места, раздался звонок в дверь. Мы были слишком глубоко погружены в наши переживания, чтобы на него ответить. А Хетта отреагировала. Я слышала, как она спустилась на кухню.
– Эй, тут посылка от Службы охраны рыбных ресурсов и диких животных, – позвала она.
Я вскочила. Это был орел, заявку на которого подавал Поллукс. Он вынес пакет на улицу, развернул застывшую птицу и поднял ее с ложа из сухого льда. Хетта накрыла Джарвиса двумя одеялами и тоже вышла. Поллукс разложил можжевеловые ветви на столе для пикника и поместил на них орла. Он сжег шалфей и душистую траву и положил табак на его сердце. Это был молодой орел с пестрыми перьями.
Хетта покачивала ребенка. Я