Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наш последний покупатель
Мы готовились к закрытию магазина – месяца на два, как нам казалось. Я просматривала отчеты за день, когда в здание вошел мистер Облом. Его пальцы блуждали по корешкам книг, иногда останавливаясь на одной из них и вытаскивая ее, чтобы прочитать первую строчку. После того как он проглотил «Голубой цветок» Пенелопы Фицджеральд, мы с ним составили список коротких идеальных романов.
Короткие идеальные романы
«Слишком громкое одиночество», Богумил Грабал
«Сны поездов», Денис Джонсон
«Сула», Тони Моррисон
«Теневая черта», Джозеф Конрад
«Все это», Жанетт Хайен
«Зима в крови», Джеймс Уэлч
«Пловец в тайном море», Уильям Коцуинкл
«Голубой цветок», Пенелопа Фицджеральд
«Первая любовь», Иван Тургенев
«Широкое Саргассово море», Джин Рис
«Миссис Дэллоуэй», Вирджиния Вулф
«В ожидании варваров», Дж. М. Кутзее
«Огонь на горе», Анита Десаи
Эти книги выбивают вас из колеи, причем примерно на 200 страницах. Между их обложками существует целый мир. Истории незабываемых людей, ничего лишнего. Чтение одной из этих книг занимает всего час или два, но оставляет отпечаток на всю жизнь. Тем не менее для мистера Облома они всего лишь изысканные закуски. После них ему нужно поесть. Я знала, что он прочитал «Неаполитанский квартет» Ферранте и остался равнодушен. Он назвал романы «мыльными операми», и я подумала, что в этом есть смысл. Но ему очень понравились «Дни одиночества», книга, которую, наверное, можно отнести к категории «коротких идеальных романов». «С этим она прошла по краю», – решил он. Ему понравился Кнаусгор (не короткий и не идеальный). «Моя борьба» притупляла его разум, но время от времени, по его словам, он ощущал отчетливую боль от зубного сверла. В отчаянии я вручила ему «Известный мир» Эдварда Джонса. Он в ярости отбросил книгу, и его мягкий голос превратился в шипение: «Вы издеваетесь? Я прочитал его шесть раз. Итак, что у вас есть?» В конце концов я успокоила его «Белым тигром» Аравинда Адиги, последней книгой Амитава Гоша, «Северо-Западом» Зейди Смит и «Старой грязью» Джейн Гардем в прочном боксе издательства «Европа», который он с жадностью схватил. Он унесет добычу в свое логово и будет пировать. Внимательно наблюдая за ним после того, как он заплатил за книги и взял пакет в руки, я заметила: его зрачки расширились. Так бывает у посетителей закусочной, когда на стол ставят еду.
Казалось правильным и само собой разумеющимся, что мистер Облом стал нашим последним клиентом. Когда он прощался, я словно цеплялась за звук его голоса. С одной стороны, я не знала его, но с другой, может быть, знала лучше, чем кто-либо. Наверное, я была опустошена. Я решила, что он стал моим самым любимым клиентом, и бросилась к двери, чтобы сказать ему об этом, хотя он стал бы насмехаться надо мной. Но его машина уже отъезжала. Я крикнула: «Вы мой самый любимый клиент», когда он завернул за угол. Это было 24 марта. Я погасила весь свет, кроме синей лампы в исповедальне, включила сигнализацию, вышла за дверь и повернулась, чтобы ее запереть. Меня охватила буря эмоций, и я постаралась успокоиться. И все же, когда щелкнул замок и стихла сигнализация, мне показалось, будто я повернулась спиной не к сухим страницам, а к живым людям.
Конечно, я кое-что забыла внутри – со мной это частенько случается. Не раздумывая, я двинулась обратно через темный магазин. Мне предстояло пройти мимо стеллажей, прежде чем я добралась бы до тусклых огней в офисе.
Уже на полпути я поняла, что совершаю ошибку. Она издала шуршащий звук прямо за моей спиной. Я ринулась вперед, ворвалась в темный офис и потянулась к выключателю.
Ее рука уже лежала на нем.
Каким-то образом я всегда знала, что когда-нибудь в конце концов чья-то рука окажется на выключателе, к которому я потянусь в темноте. Мозг оцепенел. Ударить – моя первая реакция на страх. Я шлепнула по призрачной руке и нажала на выключатель. Свет мгновенно вспыхнул. Ничего. Никого. Ни звука. Но ощущение прикосновения сохранилось, как след парализующего укуса. Я помахала рукой, схватила сумочку, а потом, оставив все светильники гореть, выскочила на улицу и заперла дверь. На полпути к дому у меня подкосились ноги, и я села на бордюр. Прикосновение было хорошо осязаемым, а не едва заметным. Она начинала проявлять характер. Что-то придало ей сил – то ли содержащееся в зараженном воздухе, то ли в нарушении глобальных процессов, то ли в боли неизвестности, то ли в закрытии магазина или в пламени крематория.
* * *
На следующий день после того, как мы закрыли книжный магазин, закрылось все. В тот вечер мы с Поллуксом поехали на Ит-Стрит[94], чтобы купить китайскую еду в «Радуге», в заведении, куда мы ходим уже много лет. Было всего шесть вечера, но витрины магазинов темнели размытыми пятнами как в три часа утра. Парковка была пуста, если не считать зловещего «Хаммера» с двигателем, работающим на холостом ходу. Я выскользнула из машины, чтобы купить еду. Возникло желание подкрасться на цыпочках и сделать это украдкой. Двое молодых людей сидели в вестибюле «Радуги» и разговаривали по телефону. Речь шла о какой-то вечеринке. Один из них сказал: «Нет, я слишком молод». Хозяйка, Тэмми, принесла заказ и поблагодарила меня таким тоном, какого я никогда от нее не слышала. Я отнесла заказ в машину и положила сумку на резиновый коврик у своих ног. Сложный запах китайской еды действовал как наркотик. Я посмотрела на запечатанный степлером бумажный пакет на полу машины. Мягкие круги масла, просочившегося из контейнеров с едой на вынос, впитались в коричневую бумагу. Я подумала, что они прекрасны. Медовые креветки с орехами, хрустящая «тигровая» говядина, зеленая фасоль с чесноком. Я протянула руку и взяла Поллукса за широкую ладонь, пока мы медленно ехали вперед. На пустых мирных улицах было мокро от дождя.
– Почему так не может быть всегда? – спросила я у Поллукса.
Он странно посмотрел на меня. Я отвернулась. Пустая дорога шелестела под колесами. Возможно, мне должно было быть стыдно. Почему мне казалось, что именно этот мир я всегда ждала?
Луиза – моя полная противоположность. Она была так подавлена после закрытия магазина, что продолжала рассылать длинные путаные электронные письма, которые должны были поднять нам настроение, но действовали наоборот. Магазину исполнилось почти двадцать лет. Большой кусок