а подьячих – подканцеляристы, которых все равно по старой памяти назвали подьячими, в присутственных местах стоял неистребимый запах кислой капусты, а от какого-нибудь заседателя пахло водкой так, будто бы он сейчас вышел из винокуренного завода. Наверняка, если как следует покопаться в архивных документах того времени, то можно найти и дело об унтер-офицерской вдове, которая сама себя высекла, и о судье, бравшем взятки борзыми щенками.

К началу девятнадцатого века в Яранске проживало немногим менее тысячи жителей. В 1817 году в городе появились два училища – уездное и приходское. Надо сказать, что тогда училища в уездных городах с неба не сваливались. Не выделялись, скажем, деньги из губернского бюджета на их строительство, не приезжали по распределению в уезд молодые специалисты, и не предоставлялись им льготы на обзаведение жильем и хозяйством. Город должен был сам найти деньги, приискать здание, найти учителей, оплатить их… Это с одной стороны, а с другой – маленький Яранск, в котором всего-то около тысячи жителей. Городского бюджета хватит… даже на школьную форму детям не хватит. Хорошо еще, что ее тогда не придумали. На открытие уездного училища деньги собирали всем миром – городничий дал почти девятьсот рублей, уездный исправник Наумов дал тысячу семьсот, еще один дворянин по фамилии Залесский дал тысячу, потом на собранные деньги исправник купил дом и нанял рабочих для того, чтобы его приспособить под учебное заведение, и только потом министр народного просвещения князь Голицын разрешил открыть в Яранске уездное училище. Приходское училище разместили в том же здании. Оно и удобно – сначала нужно было закончить приходское, а уж потом поступать в уездное.

В 1831 году открылось почтовое отделение. С учетом того что первые почтовые отделения в России стали открываться еще в восемнадцатом веке… С другой стороны, Яранск на тракте Москва – Санкт-Петербург не лежал, промышленности в нем, можно сказать, не было никакой, населения кот наплакал… Наверное, это было событием в Яранске. В самый первый день обмыли новый мундир почтмейстера и желтую кожаную сумку единственного яранского почтальона. Даже написали по такому случаю несколько писем друг дружке, сложили их в новую сумку, а весь второй день, мучаясь от похмелья, искали эту чертову сумку, которую подложил себе под голову уснувший мертвецким сном почтальон.

Через шесть лет после открытия почтового отделения в городе произошло событие, культурный масштаб которого трудно переоценить, – через Яранск во Владимир проехал, возвращаясь из ссылки, Герцен. Правда, собственно о Яранске он в «Былом и думах» почти ничего и не написал, кроме того, что «от Яранска дорога идет бесконечными сосновыми лесами», прибавил, что таких лесов он больше никогда не видел, да еще и в красках описал, как полупьяный исправник на выезде из Вятской губернии не давал лошадей и как потом от страху, который нагнал на него разбуженный декабристами Александр Иванович, униженно целовал ему руку. Мог бы, конечно, и написать что-нибудь комплиментарное про Яранск. С другой стороны, хорошо, что проезжал Герцен, а не Салтыков-Щедрин или даже Чехов, который и вовсе мог аттестовать Яранск так, как какой-нибудь Томск, написав, что город и гроша медного не стоит, да еще и люди здесь прескучнейшие… грязь невылазная… на постоялом дворе горничная, подавая мне ложку, вытерла ее о зад…

И ведь все это в Яранске наверняка было – и грязь невылазная, и уездная душная, пыльная скука, от которой дохли мухи, и постоялый двор, и неопрятная кухарка в засаленном фартуке, и ложка, и даже зад, о который она могла ее вытереть… Нет, хорошо, что он проехал сквозь Яранск, почти не задерживаясь и не видя его, зато остались сосны, шедшие «мимо саней, как солдаты, высокие и покрытые снегом, из-под которого торчали их черные хвои, как щетина, – и заснешь, и опять проснешься, а полки сосен все идут быстрыми шагами, стряхивая иной раз снег», а не «лучший вид на этот город – если сесть в бомбардировщик».

Вернемся, однако, к производительным силам и производственным отношениям. К семидесятым годам позапрошлого столетия в Яранске на дюжине улиц (на пяти продольных и пяти поперечных) проживало около трех тысяч жителей, из которых почти половина записались купцами и мещанами. Немногим менее трехсот человек были дворянами и чиновниками, и около двух сотен яраничей были записаны крестьянами. Яранское купечество в своих лавках, которых в городе насчитывалось около сотни, торговало в основном хлебом и сукном. В год Яранск поставлял на продажу до трехсот тысяч пудов хлеба и полтора миллиона аршин сукна. Прибыли были такие, что если складывать их в сундуки, то одних сундуков понадобилось бы… Деньги, однако, у яранских купцов в сундуках мертвым грузом не лежали: братья Носовы завели фабрику по производству серпов, купцы Соломин и Крутовских организовали производство спичек, а купец Булыгин реконструировал винокуренный завод. Вместе с фабриками появился в городе и пролетариат – четыреста ремесленников и заводских рабочих. Они, конечно, больше походили на сезонных рабочих, поскольку летом пахали землю, сеяли хлеб и убирали урожай, а начиная с осени становились к станкам на фабриках.

Что касается событий городской жизни… Какие могут быть события в городе, в который ссылают то царского дядю, то царскую невесту, то опальных князей, то пленных шведов, то пленных французов… Во второй половине 1860-х годов в Яранск и уезд прибыли ссыльные поляки, принимавшие участие в восстании 1863 года на территории Царства Польского. Как только восстание началось, так сразу в Вятскую губернию ссыльных поляков и повезли. В Яранском уезде поселили почти сорок человек – мещан, дворян и ксендзов. Стали они (мещане, дворяне и ксендзы) жить-поживать и добра наживать. Поначалу так поживали и так наживали, что чуть с голоду не померли. Полагались им от правительства небольшие кормовые деньги, которые власти бессовестно задерживали. Некоторые ссыльные и вовсе их не получали. Жить было негде. Находили временные пристанища в чужих банях, откуда не очень гостеприимные яраничи выгоняли их палками. Может, конечно, и не палками, а голыми руками и обутыми в лапти и сапоги ногами, но поляки писали именно про палки в письме жившему в Вятке католическому епископу Красинскому. Кое-кто решился даже нарушить закон, чтобы попасть в арестантские роты и иметь гарантированный кусок хлеба и крышу над головой. Ссыльные, понятное дело, жаловались. Власти, понятное дело, не реагировали. Со временем часть ссыльных за хорошее поведение стали от надзора освобождать, и они сумели открыть свои трактиры, гостиницы и лавки. Некоторые даже женились, предварительно приняв для этого православие. Некоторым, однако, жениться не