Впрочем, виноваты в этом талонном хаосе не только работники типографий. Проверяя одно городское трамвайно-троллейбусное управление, мы обнаружили двадцать пять мешков талонов, дающих право на приобретение проездных билетов. Считать такое количество накопленных талонов уже невозможно. Их просто взвешивали на весах. В иных завкомах и правлениях сидят люди, далеко не всегда порядочные и чистоплотные. Хозяйственники металлургического завода получили на пятьдесят тысяч талонов больше, чем требовалось, и стали крупными партиями отоваривать их в буфетах. Брали водку, коньяк, шоколадные конфеты, торты. Для себя, конечно…

Диву даешься, с какой беспечностью относятся у нас к выпуску и хранению талонов. А ведь на них отпускаются огромные материальные ценности. Это, по существу такие же деньги, с той лишь разницей, что их печатает не один Гознак, а сотни разных типографий — словом, все кому не лень.

Отсюда и результаты.

Зал клуба переполнен, идет новая лента. А по отчетам выходит, что на сеансах заполняются только четыре средних ряда. Ничего удивительного нет: киномеханик пустил в оборот «левые» билеты, а выручку положил в карман…

Бывший кассир одного из агентств Аэрофлота продал четыре тысячи «лишних» билетов на сумму в сто тысяч рублей…

В Голубковском автопарке вдруг «обнаружилось» шесть тысяч неучтенных билетов на такси…

Некоторое время тому назад на квартире некоего частного гражданина изъяли 132 тысячи билетов на стадион, похищенных им на полиграфическом комбинате. Этот инициативный субъект устроился внештатным кассиром на стадионе и потихонечку приторговывал билетами из своих личных запасов…

Конечно, мы радуемся, что на многих предприятиях во все больших масштабах вводится диетическое и профилактическое питание для рабочих и служащих. Можно только приветствовать выпуск разных абонементов, которые избавляют граждан от каждодневных денежных расчетов. Так что предъявляйте билеты, дорогие товарищи. На спецмолоко и на диетические обеды, на аттракцион «вниз головой» и даже на «одну помывку в бане». Милости просим к нашему шалашу!

Но нужно ли говорить о том, как важно, чтобы все билеты и талоны изготавливались и хранились при самом строгом порядке, исключающем злоупотребления и аферы? А не наоборот!

1973 г.

ДВА ПРИГОВОРА

Врач И. И. Хуциридзе трудился в лаборатории питательных сред, а в свободное время всецело отдавался делам, на первый взгляд благородным и бескорыстным. В летнюю пору Илларион Иванович совсем уже не прикасался к питательным средам. Он бегал из института в институт, заглядывал в комнаты приемных комиссий, останавливал на лестницах экзаменаторов:

— Как наш Вася написал сочинение? А сколько получил по физике Сергей?

Сергей и Василий вовсе не приходились ему сыновьями или хотя бы племянниками. Это были совсем посторонние люди, с которыми врач Хуциридзе свел знакомство в прошлую пятницу. И вот ради этих посторонних людей он не жалел сил и энергии. Он протягивал руку помощи провалившимся на экзаменах, ободрял нерешительных, уламывал строгих деканов и неразговорчивых проректоров.

Иногда Илларион Иванович оставлял свои московские заботы и выезжал на юг. Здесь он знакомился с разными папашами и в непринужденной беседе легко подбирался к волнующей его теме:

— Скажите, а почему не учится дальше ваш Леня?

— Где там моему Лене учиться? Он и школу-то едва кончил. Кто же его примет в институт?

— А вот примут!

Чтобы доказать папаше-скептику свою правоту, Илларион Иванович привозил шалопая Леню в Москву и вел в институт:

— Примите мальчика. Он способный.

Мальчика принимали…

Бурная просветительская деятельность нашего героя оборвалась как-то неожиданно. Оказалось, что борец за идею всеобщего высшего образования попечительствовал над абитуриентами далеко не бескорыстно. За каждого Митрофанушку, устроенного им в вуз, Хуциридзе сдирал с родителей по семь — восемь тысяч рублей. Большую часть этих сумм Хуциридзе брал себе, а меньшую передавал членам приемных комиссий, с которыми работал в полном контакте. Но бесчестные люди сидели далеко не во всех приемных комиссиях. Это обстоятельство заставило Иллариона Ивановича сколотить халтурную подставную команду. В этой команде были брюнеты и шатены, толстые и тонкие, высокие и низкие, молодые и не очень молодые. Используя внешнее сходство с абитуриентами, толстые по чужим экзаменационным листам сдавали геометрию, шатены писали диктовки, а не очень молодые читали хрестоматийные тексты на иностранных языках. Как-то подставная команда была переброшена воздухом в Ленинград, где выдержала вступительные экзамены за одиннадцать оболтусов. Члены подставной команды решали задачки в поте лица за червонец, а И. И. Хуциридзе положил в карман еще десятки тысяч. В силу всех этих чрезвычайных обстоятельств суд осудил главаря банды мошенников и взяточников к пятнадцати годам.

Это случилось несколько лет тому назад, и последние сведения о И. И. Хуциридзе мы имели из города Калуги, где он под наблюдением специально уполномоченных на то лиц таскал мешки, кантовал ящики, катал по наклонным плоскостям всякую бочкотару…

Мы вспомнили об этом человеке недавно, когда в одной ведомственной газете прочли на первой странице заметку весьма необычного содержания:

«Произошло редкое событие в практике исправительно-трудовых учреждений. Заключенный Илларион Иванович Хуциридзе защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата медицинских наук».

А в еженедельном приложении к газете мы обнаружили большой очерк, который назывался «Два приговора». Он был сопровожден поясным портретом нашего старого знакомого. Волнующее повествование оканчивалось послесловием автора:

«Читатель! Заглавие этого очерка «Два приговора» задумано не случайно. Герой очерка Илларион Хуциридзе дважды предстал перед судом. Сначала перед судом уголовным, а потом перед судом научным. Первый забыт, а второй — незабываемый. Редакция присоединяется ко всем поздравлениям, которые поступили в адрес диссертанта».

Под впечатлением прочитанного мы обзваниваем несколько научных учреждений и везде задаем один и тот же вопрос:

— Скажите, вы слышали, чтобы заключенному когда-нибудь присваивалась ученая степень?

— Не слышали и никогда не услышим, — восклицают собеседники. — Такого не бывает. Шутка!..

Терзаемые всякими сомнениями, веря и не веря газетным публикациям, мы садимся в южный экспресс. Приехав в Тбилиси, первым делом отправляемся в исправительно-трудовую колонию.

В последнее время Илларион Иванович, видимо, уже привык давать интервью, держится он уверенно, с достоинством.

— Диссертацию я замышлял писать еще до ареста, — сообщает он. — Не прерывал занятий и потом. Когда меня переводили с места на место, за мной шли четыре милиционера, и каждый из них нес по два мешка книг.

— И когда же вы остепенились?

— Защита состоялась месяц назад, — с гордостью говорит Илларион Иванович и дарит на память автореферат.

Открываем брошюру и на первой странице читаем:

«Работа выполнена на кафедре организации здравоохранения (ректор института Б. Г. Церадзе) и в отделе истории медицины (директор НИИ А. Я. Тактикашвили)».

Возвращаемся в город, встречаемся с ректором института Б. Г. Церадзе.

— Как видно из автореферата,