Вот они — заветные слова! Однако Джон хотел сам участвовать в расследовании. Это его материал. Он жаждал реванша не меньше, чем Лили. Поэтому следовало и самостоятельно добыть кое-какую информацию. Джек было огорчился, но оставались еще Пол Риццо и Джастин Барр. Джон охотно предоставил их другу. Но Терри Салливана оставил себе.

Что же он искал? Да все, что можно. Джон удивительно мало знал о Терри, хотя они довольно долго — лет двадцать пять — были друзьями. Он искал маленькие и большие ошибки. Пытался обнаружить нестыковки. В идеале Джон мечтал выяснить, почему Терри с такой яростью набросился на Фрэнсиса Россетти.

Стив Бейкер отверг возможность личной вражды Терри к кардиналу. Джон знал, что и Терри будет отрицать это. Вот почему он вновь взялся за телефон и позвонил самому Россетти. Точнее, попытался до него дозвониться. Однако ему удалось поговорить только с личным секретарем кардинала, любезным и умеющим отвечать на вопросы. Секретарь сказал, что кардинал знает мистера Салливана лишь по публикациям в прессе и что между ними никогда не было столкновений, способных спровоцировать этот скандал.

Едва Джон повесил трубку, как ему позвонил Арманд и спросил, как идет работа над очередным номером «Лейк ньюс». Но голос выдавал его. Поняв, что издатель хочет сказать ему что-то сам, Джон лишь в общих чертах осветил тему передовой статьи о переселенцах.

— А что ты напишешь о Лили Блейк? — не утерпев, спросил Арманд.

— Да ничего.

— Но почему? Сейчас как раз самое время! Ведь это общенациональный сюжет, касающийся нашего родного города.

— Не нашего города. Все это произошло в Бостоне.

— Ну, ты понимаешь, о чем я. Какого черта нам открывать номер статьей о каких-то переселенцах, когда у нас есть землячка, чье имя и лицо известны всей стране, всему миру?

— Тем более. Все уже достаточно налюбовались на нее. Так к чему нам снова ворошить это дело?

— Но ведь она — одна из нас, — не унимался Арманд. — Мы ее знаем. Господи, Джон, это же наш шанс!

— Я так не думаю.

— Но почему?!

— Именно потому, что она — одна из нас. Нужно проявить хоть немного сочувствия. Если все средства массовой информации включились в травлю, я не стану присоединяться к ним.

— Я и не прошу тебя ни о чем подобном, но не можем же мы не обратить на это внимания! Мы печатаем новости, а Лили Блейк — настоящая новость!

— «Пост» признала, что обвинения были ложными. Больше тут не о чем говорить.

— Но это ведь интересный факт!

— О’кей. Я посмотрю, что можно тиснуть куда-нибудь в разворот. Упомяну о скандале и об извинениях, принесенных кардиналу.

Да, пожалуй, так он и сделает. Чем больше Джон думал об этом, тем удачнее ему казалась эта мысль. На самом деле он уже представил себе маленькую заметочку о принесенных извинениях, помещенную на первой полосе. Лили заслужила этого.

Но у Арманда на уме было нечто иное, и он возбужденно сказал:

— А знаешь, меня только что осенило. Ведь это прекрасно вяжется с твоей передовицей о людях, переселяющихся в маленькие городки вроде нашего. Я обратил бы внимание читателя на то, что именно в таких местах эти люди обретают покой и прощение. Написал бы о том, каким жестоким и быстрым бывает приговор внешнего мира, и о том, насколько терпимее и снисходительнее к своим землякам относимся мы, провинциалы.

— Но это опять намек на то, что Лили Блейк виновна. А ты уверен в том, что это так?

— Но должна же быть хоть какая-то вина! Иначе никто бы о ней не писал!

— Прости, Арманд, но мы со своими так не поступаем.

— Но ведь мы ничего плохого не делаем. Просто дадим маленькую историческую справку, расскажем чуть-чуть из того, что известно только нам…

— Я не стану этого делать, — отрезал Джон.

— Тогда я сам это сделаю.

— В таком случае я уволюсь. Если бы я был намерен делать гадости, то остался бы в Бостоне. Мы часто с тобой спорим, Арманд, но на сей раз дело серьезное. Только посмей подогреть этот фарс публикациями о Лили — и ты получишь мое заявление, не успеешь и оглянуться. — Джон в ярости шлепнул телефонную трубку.

Удивляясь силе своих эмоций, он начал шагать из угла в угол, потом распахнул окно, выходящее на озеро, и выглянул. В помещениях редакции неизменно чем-то пренеприятно пахло. Правда, вонь от сигаретного дыма и перемазанного клеем белого бумажного мусора, устилавшего полы после редакторской правки и липнувшего к подошвам, была уже в далеком прошлом. Теперь в редакциях газет пахло остывшим кофе, сандвичами с перцем и луком, жадно поглощаемыми сотрудниками прямо за рабочими столами, а также потом людей, вынужденных из-за срочной работы сидеть на работе ночь напролет.

Однако все это осталось в Бостоне. Тут, в Лейк-Генри, не было ничего подобного. И все же Джон улавливал некий запах…

Он подозревал, что так пахло его чувство вины. Хотя Джон и отказался писать о Лили Блейк в газету, но ящик его стола, набитый сведениями о ней, день ото дня пополнялся. Вот и вчера тоже — Джон занимался не только макетированием номера. Несколько часов он записывал свои соображения, приводил в порядок мысли, оценивал факты, которые могли пригодиться для будущей книги.

Снова опустившись в кресло, Джон выдвинул тот самый ящик, достал заметки о Лили, а также папку с добытой ранее информацией о ее отце. Он приехал в город почти сразу после кончины Джорджа Блейка и вскоре задумал написать книгу об этом типичном представителе самых старых семейств города, живущих За счет здешней земли. Тут, в этой папке, Джон собрал почти все необходимое, но быстро охладел к идее. Теперь, однако, эти материалы представляли иную ценность.

Вот заметки, свидетельствующие об уважении сограждан к Джорджу Блейку. По мнению большинства, он был настоящим джентльменом, гораздо более приятным в общении, чем его жена. Вот кое-какие воспоминания о Лили, преодолевшей заикание и успешно построившей свою жизнь. Никто не знал, стала ли она такой же общительной и милой, как ее отец, или зациклилась на себе, как Майда.

Все это не то. Он посвятит книгу широкой и серьезной проблеме — разрушительной силе печатного слова. Но Джон видел, что нужны еще детали и глубокая проработка темы. Ведь Терри не случайно стал тем, кем стал. Да и Лили тоже. Прошлое — вот что могло бы все объяснить.

Так, прошлое Джона определило его дальнейшую жизнь. Он уехал из Лейк-Генри в пятнадцать лет и долгое время вообще не видел Гэса, но все же не освободился от этого человека. Пока Джон был мальчишкой, отец постоянно повторял, что из него не выйдет никакого толка. Сын же, как будто нарочно подтверждал его правоту. Став взрослым, Джон не забыл этих слов, но теперь был полон решимости доказать, что отец ошибался.

Просто страшно подумать, как сильно повлиял Гэс на его судьбу. В жизни Терри тоже есть некий Гэс. Должен быть такой человек и у Лили. Любопытный, как все журналисты, Джон хотел знать, каким образом могли пересечься жизненные пути Терри и Лили, двух людей, не имеющих между собой ничего общего и движимых совершенно разными силами.