хворостинами в руках, и те послушно сворачивали во дворы и огороды.

— Не обижайся, — остановилась Оля напротив Александра, когда они подошли к дому, где Оля снимала комнату, и, еле заметно улыбнувшись, сказала: — Приходи ближе к ночи вон к тому дереву, — показала на одинокий тополь в поле.

Под тополем Оля держала руку Александра на коленях, водила по ладони пальцем, всматриваясь в линии, и почти шепотом говорила:

— Как все в природе странно устроено. Нам кажется, что мы сами себе хозяева, сами планируем свою жизнь. Ан, нет. Это всего лишь наши заблуждения. Вот линия жизни, она почему-то коротка…

— Сокол не ворон, долго не живет, — ответил Александр, прислушиваясь к ночным звукам. Если б не звонкое стрекотанье цикад, то можно было бы подумать, что ты лежишь на дне глубокого океана, где, кроме шороха песка и мерного плеска волн, нет никаких звуков.

— Сокол, вы когда на свет появились? — спросила Оля, все так же внимательно разглядывая ладонь и водя по ней своим тонким пальцем.

— В декабре проклюнулся. А что?

— А год какой?

— М-м, кажется, неурожайный.

— Они все у нас такие. Ты мне цифры давай.

— Цифры? — тянул время Александр и, чтобы не разочаровать окончательно гадалку, скостил себе два годочка, самых тяжелых в его жизни. — Тыща девятьсот сорок восемь, — сказал он и приподнялся, чтобы лучше видеть, как подействовало это важное сообщение.

— Это правда? — заподозрила по голосу ложь гадалка.

— А что, тяну на больше?

— Нет, мой сокол, выглядишь ты лучше некуда. Точность мне нужна, чтобы узнать, кто ты есть на самом деле, и предсказать твою судьбу. Я родилась в год Змеи. Вот так. А сорок восьмой, сорок восьмой… — Оля задумалась, — это, кажется, год Крысы. Если так, то у Крысы судьба должна быть интересной, потому что характер у нее весьма сложный. Змея тоже не проста: мудра, тщеславна, эгоистична, недоверчива, глубоко переживает свои неудачи и… ветрена. Вот так, мой милый! Теперь знаешь, с кем связался?

— Мне цыганка нагадала двух жен.

— На первой случай неплохо: одна — любимая, другая — хозяйка. Потом, со временем, штаты можно будет пересмотреть. Выдвигаю свою кандидатуру.

— Ты будешь у меня самой-самой…

— Тс-с, — прикрыла ладошкой рот Александру Оля. — Будет так, как было. Давай посидим и помолчим. Ночь-то какая!

Ночь, действительно, была хороша. В черном небе мерцали крупные звезды, яркая луна окрасила позолотой маковки гор, легкий ветерок с моря шелестел пересохшей травой…

Александру было так хорошо и покойно, что даже не верилось. Ему хотелось пребывать в таком состоянии бесконечно, и чтобы Оля всегда держала его ладонь в своих прохладных руках и говорила, говорила, тихо, долго, убаюкивающе…

Дорога отдалилась от Иссык-куля, но скоро опять поползла берегом. Везде были видны покореженные остовы каких-то больших машин, полусгоревшие скаты, обломки бетонных блоков… Складывалось впечатление, что на этом пространстве прокатилась когда-то страшная разрушительная война миров. И в этом безобразии насмешкой проступали лозунги и призывы из огромных железных букв: «Иссык-куль — жемчужина Киргизии! Берегите его!», «Слава КПСС», «Вперед к победе коммунизма!». Подобные же надписи «украшали» склоны гор, только там они были из побеленных камней. Кто их туда таскал, что за монстр бродит по нашим горам и долам и щедро засевает поле бескультурья? Неужели он верит в необходимость своей затеи?

Голубел широкий Иссык-куль, в серой дымке скрывался горизонт, и противоположный южный берег не просматривался совсем.

На подъезде к Рыбачьему водители автобусов устроили гонки. Автобус, в котором ехал Александр, на повороте под ликованье пассажиров обогнал соперника и до самой Быстровки, как тот ни старался, ему не уступал.

— Стоянка двадцать минут, — объявил в Быстровке водитель, явно довольный тем, что выиграл гонку, не подкачал.

Александр с Андрюшкой прошли вдоль лотков и киосков, заглянули в чайхану. Под навесом выпили ароматного крепкого чаю, закусили самсой, которая пришлась им тоже по вкусу. К автобусу пришли загодя: Бог знает, что может взбрести в голову строптивому водителю, возьмет да и укатит, не дождавшись всех пассажиров, — разве кто-нибудь спросит с него за это?

У автобуса курил фотограф. Александр подошел к нему и задал мучивший его вопрос:

— Кто вам передал пакет?

— Девушка, у которой я купил билет, — в рифму ответил фотограф, затаптывая окурок.

— А она, эта девушка, больше ничего не сказала? — допытывался Александр, втайне надеясь на ответ, который был бы ему отрадой.

— Ничего, — ответил фотограф, окинув взглядом Александра с головы до пят. — Ей там не до этого, не до разговоров. — Видя непонимающее лицо собеседника, добавил: — Она валюту кует. Клиентов много, не до разговоров ей.

— Она что… в парикмахерской? — не понимал Александр.

— Ага, бреет так, что только шерсть летит, — усмехнулся фотограф и вошел в автобус.

«Не может быть… не может быть!» — повторял Александр всю оставшуюся дорогу.

Андрюшка кинулся вверх по ступенькам, нажал кнопку звонка и спрятался за угол. Звякнул замок, дверь открылась, с опаской выглянула Наталья. Андрюшка с криком кинулся к ней.

— Ох, как напугал! — сказала Наталья, похлопывая по спине повисшего у нее на шее сына. Ее внимательный взгляд цепко держал медленно поднимающегося по ступеням мужа.

— Задушишь, бычок, — сказал Александр, но Андрюшка продолжал нацеловывать мать.

«Маменькин сынок», — с неприязнью подумал Александр.

— Ну, а ты что стоишь? О чем задумался? Опять втрескался в какую-нибудь простигосподи? Как он там, Андрей? — Наталья говорила, не спуская пытливого взгляда с мужа.

Андрюшка расплылся в улыбке, лукаво глядя на отца, сказал:

— Да была там одна гимнасточка.

— Горбатого могила исправит… — бросила Наталья, повернулась и, обняв сына, вошла в коридор.

Тяжелый воздух с густым запахом кухни ударил Александру в ноздри, как только он переступил порог.

«Тараканов, что ли, травили тут?» — хотел спросить, но не спросил.

Черный обелиск. Рассказ

Слесарь-сантехник Пётр Кобылкин умирал. Умирал давно и тихо. Началось это, собственно, с того, что он уснул поздней осенью под холодный дождь, не дотянув до родного порога каких-то метров тридцать-тридцать пять, не больше. Прямо у забора так и рухнул на мягкую от влаги землю. Сначала вроде бы и ничего, как всегда, было. Даже посмеялись вволю с друзьями над этим совсем обычным случаем, а потом и началось… Боли в спине, рези в боку, кровь ни с того ни с сего появилась…

— Туберкулез почек, милейший, — заявил уролог, разглядывая анализы. — В запущенной форме. Н-да.

— Да не слушай ты их, — махали руками друзья, когда сообщил им Пётр свою новость. — Им бы только находить в человеке всякую пакость и потом издеваться над ним