— Под сиденье, гражданин, под ноги. — Водитель смотрел на него, как на первоклашку-несмышленыша.

Гражданин, глядя на номера сидений, протискивался к задним рядам. У тридцать третьего остановился.

— Вы, кажется, заняли мое место, — сказал он грузному мужчине с удочками в руках.

— Какая вам разница? — пожал покатыми плечами толстяк. — Садитесь на тридцатое.

— Билет у меня на это место, и я хотел бы подремать в дороге на своем месте.

— Ну и дремлите себе на здоровье, — противился толстый. — Какая вам разница, где спать?

— И я так думаю: какая вам разница, где сидеть с удочками? Вот и садитесь на свое место.

Толстый, бормоча что-то себе под нос, встал, но, прежде чем пересесть, потянулся и закрыл люк, отчего в автобусе сразу стало невыносимо душно.

Александр с интересом наблюдал за этой сценой, одновременно пытаясь найти ответ на мучающий его вопрос. «Настырный малый, — подумал он о гражданине в клетчатой рубахе, рассовывавшем по закуткам свои сумки и фотоаппараты. — Что, кроме билета, связывает его с Олей?»

Наконец тот примостился, легко вздохнул и стал шарить по салону глазами. Встретившись взглядом с Александром, молча кивнул ему, попросив таким образом внимания, порылся в сумке, достал конверт: «Это вам». В конверте были деньги, фото и записка. Чтобы отвлечь внимание сына от записки, Александр сунул ему фотографию. В записке всего пять слов: «Так лучше. Не суди. Целую».

— Хорошо получились, — сказал Андрюшка, возвращая фото. — Фотогеничные морды.

Александр посмотрел на сына, смысл слов не доходил до него.

— Чьи морды? — переспросил он.

— Верблюжьи. Чьи еще? — отвернулся сын к окну и, как показалось Александру, добавил с издевкой: — Особенно у старого верблюда хорошо проявились на глупой его морде и радость, и неуемная любовь. Совсем как человек.

Александр взял фотографию и стал изучать ее. Техника — так себе, преобладание желто-оранжевого цвета, композиция банальная: на верблюде между горбами, сияя белизной зубов, сидела Оля, а он, Александр, в тюбетейке и полосатом халате, прищурив глаза, подтянув таким образом мешочки, держал за узду верблюда, рядом с которым, заглядывая в объектив, стоял белый верблюжонок.

…После того как подвыпивший фотограф щелкнул затвором и изрек в адрес Оли какой-то избитый комплимент, Александр подставил руки и кивнул ей:

— Прыгай!

— Ой, — закрыла Оля глаза, — страшно!

— Смелей! — приказал Александр.

Оля, зажмурив еще крепче глаза, свалилась прямо в объятия Александра, обхватила его шею, и лица их соприкоснулись.

— Извините, — как сквозь шлемофон услышал он и выпустил Олю. Это фотограф, ухмыляясь, подавал бирку. — Вот мой адрес. Фотографии можете получить завтра утром на пляже или вечером по этому адресу. Это возле почты.

Улыбка застыла у Оли на губах, и Александр почувствовал какую-то неуклюжесть в своем теле. Молча шли долго. Александр знал, что надо что-то говорить, но все слова, которые он мучительно придумывал, были настолько глупыми, что выразить невозможно.

— Оказывается, здесь есть колесо, — тихо сказала Оля.

— Какое колесо? — автоматически переспросил Александр, хотя все понял.

— Вон в парке, — показала Оля в сторону озера. — Только, по-моему, оно не крутится.

Александр долго вглядывался.

— Да нет, по-моему, крутится, — сказал он. — И что-то похожее там на людей с головешками.

— Это сиденья такие. Я тоже сначала не разглядела.

«Ну вот, еще подумает, что и слепой ко всему», — ввернулась мысль.

— Пойдем, посмотрим на окрестности с высоты птичьего полета? — предложил он. Оля охотно согласилась. Хотя и порядком было топать до парка, она отказалась и от автобуса, и от частного такси, притормозившего с надеждой. Дорога их разговорила, мало-помалу улетучилась неловкость. Оля легко и с удовольствием вышагивала, грациозно перепрыгивала через арыки и канавки, каких на пути было множество.

— Давно не ходила пешком, совсем одряхлела. А я ведь КМС.

Александр не понял, и Оля расшифровала: кандидат в мастера спорта по гимнастике.

— У нас есть похожее — МНС, — сказал он. — Младший научный сотрудник. Похоже? Во всяком случае, созвучно.

На территории парка было пустынно, у серого облупившегося сарая на солнцепеке стоял без колеса «Москвич» красного цвета. По снятому колесу прыгал сухопарый мужчина, его попытки отодрать резину от диска были безнадежны.

— Не получается? — подошел к нему Александр.

Тот матюгнулся, косо глянув в сторону Оли, оставшейся в тени под деревом.

— Второй прокол за день! Чего только не поймаешь на этих дорогах, будь они прокляты!

— Давайте, помогу, — предложил Александр.

Оля терпеливо ждала, наблюдая за мужчинами, они дружно прыгали на колесе, совали куда-то железяки, громко говорили, тяжело тянули злополучную камеру.

— Вы что хотели? — спросил водитель, рассматривая камеру.

— Да во, на этом колесике хотели прокрутиться, посмотреть на мир Божий.

— Что тут интересного? Пыль да хлам кругом, и дела никому до этого нет. Но если уж вам так хочется, подождите минут десять, механик пошел звонить, сын у него раненый в госпитале в Ташкенте.

— Подождем, — сказал Александр, глядя на Олю. — Спешить нам некуда.

Вскоре пришел механик, вид у него был унылый, он молча взял у Александра деньги и включил мотор. Колесо медленно, со скрежетом, рывками задвигалось. Александр мрачно пошутил:

— Не попасть бы нам в раздел происшествий с таким колесом.

— Да, уж как-то жалобно оно стонет, не ухнуть бы, — согласилась Оля.

Не ахти какой вид открылся сверху. Поселок — так себе, серенький, маленький, неухоженный. Скрашивала впечатление маленькая бухточка, на темно-зеленой глади ее дрейфовал парусник, да вдоль берега плавно скользила белая яхта.

— А вон и лыжники тренируются, — показала Оля в сторону мыска, поросшего буйной зеленью: там по кругу бороздили воду два лыжника, они поочередно то появлялись на озере, то исчезали за лесом.

На самом верху подул теплый ветерок. Александр взял руку Оли. Рука была влажной и прохладной. Он поцеловал каждый ее палец. Оля не отняла руки и тогда, когда он приложил ее к губам и стал целовать, все сильней и сильней сжимая.

— Оля, ты мне очень нравишься, — тихо сказал он. Оля молчала, рука ее вздрагивала, — Глупо, наверное, но так.

— Ну почему же глупо? Не глупо. Только ничего хорошего из этого не получится, и во всем виновата я.

Александр посмотрел Оле в глаза и увидел, как потемнели они, стали холодными, как вода в глубине колодца.

— Не надо было мне приглашать вас сюда, плавали бы да болтали на песке о всяких пустяках… Я как-то не подумала об этом.

— Оля, дай мне свой адрес и телефон, — попросил Александр. Оля решительно отказала.

Возвращались в конце дня. Подошли к селу, когда пастух гнал коров с пастбища. Коровы шли неторопливо, нехотя уступали дорогу машинам, у ворот их ожидали меднолицые, крепконогие хозяйки с