– Семьдесят один, семьдесят два, семьдесят три, – бормотала она, вслух пересчитывая зубы левиафана.

Последние три дня Зофья следила за каждым движением в ледяном гроте. Каждый день, в полдень, луна на потолке становилась полной, механическое существо тут же выныривало из-под воды, опускало голову на лед и открывало пасть. В течение шестидесяти минут оно оставалось неподвижным, прежде чем снова соскользнуть в воду.

Зофья находила присутствие левиафана успокаивающим. Машина никогда не отклонялась от своего графика. Он не был живым, но тихое жужжание его металлических шестеренок напоминало ей кошачье урчание.

Наблюдения Зофьи подтвердили, что левиафан следовал определенной схеме и грот был безопасен для исследования. Наконец члены Ордена убрали со стен мертвых девушек, заменив их мнемопроекцией, которая показывала их первоначальное положение и символы, вырезанные на их коже. Лайла не следила за этим процессом, но Зофья знала, что сейчас она находится с телами девушек.

От этой мысли у нее скрутило живот, и она снова вспомнила, что Лайла может умереть. Зофья не могла этого допустить, и все же она не знала, что делать. В последнее время она начала подозревать, что у нее гораздо больше общего с механическим левиафаном, чем с кем-либо в Спящем Чертоге. Она понимала, что значит быть беспомощной, следуя одной и той же рутине, идя по одному и тому же пути. Так было и в ту ночь, когда умер Тристан. Тогда она заперлась в своей лаборатории и начала пересчитывать все предметы, которые не смогли его спасти. То же самое было с Хелой, когда она вернулась в Польшу только затем, чтобы сидеть у кровати задыхающейся сестры, не в состоянии хоть чем-то помочь.

С Лайлой все будет иначе.

Зофья протянула руку и ухватилась за один из клыков левиафана, сделав шаг в его огромную пасть. Воды Байкала лизали ее лодыжки. Поверхность под ее подошвами была ровной и бороздчатой.

Она оторвала от пальто Сотворенную пуговицу, которая вытянулась в маленький незажженный факел. Она мысленно приказала ему загореться, и на конце факела вспыхнуло пламя. Зофья осторожно заглянула в горло металлического существа. Перед ней открылось плоское пространство, за которым шел крутой спуск, снова сменяющийся плоской ступенью… как лестница. Над ней, прямо на небе левиафана, тянулись глубокие борозды в виде странных обозначений, четко выгравированных на металле:

Они были похожи на символы, которые Энрике обнаружил возле губ мертвых девушек. Зофья нажала кнопку записи на своем мнеможучке в форме мотылька. Энрике все еще не разгадал шифр. Возможно, это ему поможет. В другую руку Зофья взяла подвеску, которая могла обнаружить любую Тескат-дверь в радиусе пятидесяти футов. Кулон медленно загорелся, и у Зофьи участился пульс.

Значит, в гроте и в самом деле была Тескат-дверь. Куда она вела? На поверхность озера Байкал? Или в совершенно другое место? Зофья посмотрела вглубь левиафана. Возможно, дверь находилась где-то там, внутри. Она уже собралась сделать еще один шаг, но в этот момент за ее спиной раздался пронзительный крик:

– Какого черта ты творишь?

Энрике побежал к ней, то и дело поскальзываясь на льду. Зофья молчала. Она думала, что Энрике в библиотеке. Он просунул голову между челюстей левиафана, схватил девушку за плечи и начал тянуть ее за собой, пока она не споткнулась и не упала ему на грудь.

– Подожди! – воскликнула она.

Сияющая подвеска взлетела в воздух, проскользила по льду и с металлическим звоном приземлилась на один из щитов на дальней стене.

Карие глаза Энрике лихорадочно блестели, а лицо покрылось каплями пота.

Он был – как сказала бы Лайла – в состоянии шока.

– С тобой все в порядке? – спросила Зофья.

Энрике пристально посмотрел на нее.

– Все ли со мной в порядке? Зофья, тебя чуть не проглотила эта… штука, – он махнул рукой в сторону левиафана. – Ч-что ты там делала?

Зофья скрестила руки на груди.

– Проверяла теорию.

– Какую теорию?

– Теорию о том, что в гроте есть Тескат-дверь. Левиафан не задерживается на льду больше, чем на час, поэтому его изучение стояло в приоритете. После этого я собиралась проверить металлические щиты на задней стене, – объяснила она. – Левиафан заслуживает дальнейшего осмотра. Судя по всему, у него в горле есть лестница, и я намерена узнать, куда она ведет.

– Вот уж нет, – возразил Энрике. – А если бы это была лестница в ад, ты бы все равно по ней спустилась?

– Если в аду есть то, что мне нужно, то да.

В этот момент выражение Энрике стало совершенно нечитаемым. Зофья вгляделась в его лицо, ощущая странную осознанность происходящего. Это случалось каждый раз, когда она смотрела на него слишком долго.

– Ты – это что-то особенное, Феникс, – сказал Энрике. Ее желудок сжался. – Что-то непостижимое.

Энрике хмурился и улыбался одновременно, и Зофья не могла его расшифровать.

– Что-то… невероятно храброе, – сказал он наконец.

Храброе?

– Но это не всегда хорошо, – поспешил добавить Энрике. Его глаза метнулись к левиафану, и он вздрогнул. – Эта штука такая страшная.

Зофья была несогласна, но она понимала, почему он так считает.

– Зачем ты пришел?

Энрике вздохнул.

– Я не могу понять эти символы. Мне кажется, это какой-то закодированный алфавит, и я подумал, что смена обстановки даст мне прилив божественного вдохновения.

Зофья подняла мнеможучок.

– Я нашла еще несколько таких символов во рту левиафана.

– Серьезно? – Энрике посмотрел на левиафана, а затем снова перевел взгляд на нее. Он выпрямил спину, нахмурил брови и поджал губы. Зофья узнала эту последовательность движений: Энрике собирался сделать то, чего совершенно не хотел. – А можно мне посмотреть?

В этот момент из жабр левиафана вырвался пар, и Энрике с криком отскочил назад.

– Кажется, ко мне снова вернулось чувство самосохранения, – сказал он, перекрестившись. – Пожалуйста, скажи, что ты записала эти символы. И еще… подожди секунду, – Энрике сделал паузу, глядя на что-то прямо через ее плечо. – А это еще что такое?

Зофья проследила за его взглядом. На льду лежала ее подвеска. Только теперь ее тусклое сияние сменилось на яркий свет. Значит, Тескат-дверь была совсем рядом. Девушка отвернулась от Энрике и направилась к трем щитам, все еще покрытым слоем льда.

– Зофья, – прошипел Энрике. – Ты слишком близко к левиафану! Отойди от него!

Проигнорировав его слова, она прошла мимо левиафана, не забыв похлопать его по металлической челюсти, на что Энрике отреагировал тихим всхлипом. Каждый из трех щитов имел радиус не менее десяти футов. Сквозь толстый лед можно было разглядеть какие-то узоры: металл не был гладким. У первого щита Зофья наклонилась, чтобы поднять свою ярко сияющую подвеску. Энрике подошел к ней, и подошвы его сапог заскрипели на льду.