во второй раз. Снова трубку снял генерал Раух. И опять на его лице отразились удивление и озадаченность. Снова прошли минуты, прежде чем генерал пробормотал «Понял!». Поколебавшись, он положил трубку.

– Теперь я вообще ничего не понимаю, – тихо сказал Раух.

Два других офицера встали из-за стола и подошли к Рауху. Тот нервно потирал прижатые друг к другу ладони. Наконец, подал голос:

– Кругом – марш! Звонил полковник фон Дувфинг. Прежний приказ отменяется. Теперь он звучит так: будет расстрелян каждый, кто попытается покинуть Берлин! Борьба продолжается. До последнего патрона и до последнего человека! Одни идиоты кругом! Я должен срочно явиться к генералу Вейдлингу в рейхсканцелярию. Понимай как хочешь – во всяком случае, я понять этого не могу!

Генерал Раух взял свою чашку, допил уже остывший кофе и еще раз посмотрел на двух других офицеров, которые все еще озадаченно молчали.

– Я иду! Приказ есть приказ!

Зюдов и Вёлерман остались одни. Они погрузились в глубокую задумчивость. Но очередной снаряд, попавший в оконный экран, вывел их из задумчивости и возвратил к действительности. Оба офицера начали взволнованно обсуждать противоречивые приказы, отданные в течение такого короткого времени, и никак не могли найти решение этой загадки. Они предположили, что генерал Вейдлинг потерял самообладание, за что никто не вправе упрекнуть его при тех нечеловеческих нагрузках, которым он был подвержен все последнее время. Говорили о предательстве, о капитуляции, о борьбе до последнего человека и обо всех тех возможностях, которые могут появиться при таком запутанном положении.

В комнату снова возвратился полковник фон Гильза.

– Что, собственно говоря, происходит? Генерал Раух передал мне командование дивизией, пока он сам находится в рейхсканцелярии. Итак, прорыв отменен. И что теперь?

Такой же вопрос задавал себе в это же самое время генерал Вейдлинг. Он вызвал в рейхсканцелярию полковника фон Дувфинга, чтобы тот сопровождал генерала Кребса. Однако до сих пор так и не удалось пройти к позициям русских. Подполковник Зайферт, который в качестве первого парламентера пытался перейти к противнику, был задержан собственными солдатами.

До солдат, которые уже несколько дней без передышки и без сна вели непрерывные бои на подступах к рейхсканцелярии и которые достигли состояния транса, наступающего, когда перейдена верхняя граница человеческих возможностей, дошли слухи о предстоящей капитуляции.

Это слово проносилось по рядам последних рот испанских, латышских, французских и скандинавских добровольцев-эсэсовцев. Оно дошло до бойцов фольксштурма, которые передали его дальше. Его услышали юноши из отрядов гитлерюгенда, его слышали и бойцы из дивизий сухопутных войск, которых в ходе непрерывных боев оттеснили к рейхсканцелярии.

– Измена!

Бригадефюрер СС Крукенберг, командир дивизии СС «Норд-ланд», был проинформирован комендантом берлинского гарнизона о том, что на его участке линию фронта должен перейти парламентер. Но генерал СС, объятый ужасом в связи с неизбежностью конца, схватился за пистолет и стал стрелять в группу офицеров с белым флагом. К счастью, нескольким решительным офицерам удалось предотвратить дальнейшее несчастье. И только адъютант подполковника Зайферта получил легкое ранение.

В ночь на 1 мая с помощью разъяснительных сообщений все-таки удалось успокоить все воинские части. Только после этого генерал Кребс, полковник фон Дувфинг, латышский обер-лейтенант Нейландис, выступающий в роли переводчика, и неизвестный солдат, который нес белый флаг, без помех прошли через немецкие позиции. Перед советскими позициями парламентеров встретил русский полевой караул и отвел их на ближайший командный пункт батальона. Часы показывали ровно 3 часа ночи, когда командир советского батальона передал своему начальству по телефону сообщение о прибытии немецких парламентеров. Дальше все шло без задержек. Четыре немецких парламентера ничего не могли рассмотреть в кромешной тьме. Они лишь заметили, что находятся в каком-то бункере в центральной части города, где разместился штаб советской дивизии. Но и здесь никто не собирался вести переговоры с парламентерами. Советский переводчик проводил парламентеров через запасной выход к ожидающему их автомобилю. Русский водитель быстро довез немцев до командного пункта 8-й советской гвардейской армии.

Генерал Кребс и полковник фон Дувфинг заметили, что их автомобиль остановился перед зданием эпохи кайзера Вильгельма. Еще хорошо сохранился большой роскошный портал, над которым несли караульную службу каменные голуби мира. Над входом можно было прочесть «Шуленбургринг, 2». Генерала Кребса, полковника фон Дувфинга и обер-лейтенанта Нейландиса быстро проводили в квартиру на первом этаже, в то время как солдата с белым флагом задержала охрана.

Три офицера германской армии оказались перед генералом армии Чуйковым, командующим 8-й гвардейской армией. Это был тот самый генерал, который больше двух лет тому назад оборонял Сталинград и удержал город, а сейчас получил приказ завоевать Берлин. Офицеры обменялись сухим, формальным приветствием. Генерал Чуйков жестом предложил немцам высказаться.

– Генерал пехоты Кребс просит господина генерала армии о разговоре с глазу на глаз, – начал латышский обер-лейтенант. – Герр генерал должен передать чрезвычайно важное и особо секретное послание.

– Мой военный советник, – кратко заявил Чуйков, – останется здесь. Я уполномочен выслушать вас.

Кребс, бледный от бессонной ночи, говорил, повернувшись к Нейландису. Тот переводил:

– 30 апреля Адольф Гитлер покончил жизнь самоубийством. Немецкие войска не проинформированы об этом.

Чуйков остался совершенно невозмутимым. Его коренастая фигура застыла в одной позе.

– Я это знаю, – спокойно ответил он.

Кребс был явно смущен. Он ожидал, что вызовет своим сообщением удивление и замешательство. Однако ничего подобного не происходило. Лица советских офицеров оставались равнодушными. Тогда Кребс положил на стол письмо. Это было послание Геббельса, который предлагал перемирие, но не капитуляцию. Русский офицер перевел письмо. Чуйков долго молчал, прежде чем снова обратился к Кребсу:

– Вы уполномочены предложить безоговорочную капитуляцию?

В настоящий момент генерал Кребс не знал, что он должен ответить. Он пытался еще раз сослаться на послание Геббельса. Что капитуляцию может одобрить только новое правительство, но его нет в Берлине. По словам Кребса, он хотел бы предложить и добиться только временного перемирия.

Повелительным жестом Чуйков прервал поток речи начальника Генерального штаба сухопутных войск и переводчика. Русский генерал сурово спросил:

– Вы предлагаете безоговорочную капитуляцию или нет?

Теперь уже Кребс вскочил со своего места. Он не мог больше сдерживать себя. Он начал говорить по-русски. Генерал, который долгое время работал в Москве военным атташе, владел русским языком так же хорошо, как и своим родным. Он еще раз сказал о том, что в Берлине не могут решить вопрос о капитуляции. Он вызвался лично поехать к гроссадмиралу Дёницу.

– Только несколько дней, несколько часов прекращения огня!

Но Чуйков снова прервал его. Он отдал приказ одному из своих офицеров связаться с советской Ставкой в Москве и передать туда просьбу немцев. Генерал Кребс