«Здравствуйте, генерал Фентиман» – и поздоровалась с ним за руку, а я вышла из комнаты, как на моем месте и следовало поступить.

– Понятно. Мисс Дорланд оставалась наедине с больной, когда объявили о приходе генерала Фентимана?

– Ни в коем случае – там еще была медсестра.

– Медсестра – да-да, конечно. А мисс Дорланд и медсестра никуда не отлучались из спальни за то время, пока генерал Фентиман оставался с сестрой?

– Почему же? Минут через пять мисс Дорланд вышла и спустилась вниз. Заглянула ко мне в комнату, а сама-то такая расстроенная! И говорит: «Бедные старички» – вот так прямо и сказала.

– А еще что-нибудь к тому не прибавила?

– Мисс Дорланд сказала: «Они поссорились, миссис Митчэм, много-много лет назад, еще совсем молодыми, и с тех пор друг с другом не виделись». Разумеется, я об этом знала, ведь я состояла при ее светлости все эти годы, и мисс Дорланд тоже.

– Для леди столь юной, как мисс Дорланд, зрелище и впрямь было жалостное, верно?

– Вне всякого сомнения. У мисс Дорланд сердце отзывчивое, уж не чета нынешним девицам!

Паркер сочувственно покачал головой.

– И что потом?

– Переговорив со мною, мисс Дорланд снова ушла, а вскорости спустилась Нелли – это наша горничная.

– Как скоро?

– О, не сразу. Я как раз допила чай, а сажусь я за стол ровно в четыре. Значит, дело было где-то около половины. Нелли спустилась попросить для генерала немного бренди – старик неважно себя чувствовал. Спиртные напитки, видите ли, хранятся в моей комнате, и ключ от буфета – у меня.

К этому сообщению Паркер особенного интереса не выказал.

– Ну, и как вам показался генерал, когда вы отнесли бренди?

– Я ничего не относила. – Тон миссис Митчэм недвусмысленно давал понять, что «подай-принеси» в круг ее обязанностей не входит. – Я отослала бренди с Нелли.

– Ясно. Значит, генерала вы больше не видели вплоть до его ухода?

– Не видела. Позже мисс Дорланд сообщила мне, что с генералом приключился сердечный приступ.

– Я вам бесконечно признателен, миссис Митчэм. А теперь мне хотелось бы задать Нелли вопрос-другой.

Миссис Митчэм позвонила в колокольчик. На зов тут же явилась розовощекая, премиленькая служаночка.

– Нелли, этот полицейский желает выяснить у тебя некоторые подробности касательно визита генерала Фентимана. Изволь рассказать ему все, что знаешь, но помни: он – человек занятой, так что попрошу без пустой болтовни. Вы можете переговорить с Нелли прямо здесь, сударь.

И миссис Митчэм величественно выплыла из комнаты.

– Грозная дама, – отметил Паркер благоговейным шопотом.

– Старая закалка, как говорится, – согласилась Нелли со смехом.

– Ну и задала же мне страху! Ну что ж, Нелли, – начал инспектор, в очередной раз прибегая к традиционной формулировке, – я так понимаю, вас послали отнести пожилому джентльмену бренди. А кто вам приказал?

– Дело было вот как. После того, как генерал пробыл с леди Дормер около часа, в комнате ее светлости зазвонил колокольчик. Отвечать на звонок – это моя обязанность, так что я встала, а медсестра Армстронг просунула голову в дверь и говорит: «Нелли, принеси-ка по-быстрому капельку бренди и попроси мисс Дорланд подняться сюда. Генералу Фентиману нездоровится». Так что я сбегала за бренди к миссис Митчэм, а по пути наверх толкнулась в студию к мисс Дорланд.

– А это где, Нелли?

– Это здоровенная комната на втором этаже, прямо над кухней. В прежние времена там была бильярдная со стеклянной крышей. Мисс Дорланд занимается там живописью и возится с бутылочками да склянками, и еще как гостиную ее использует.

– Возится со склянками?

– Ну, со всякими там аптечными снадобьями и прочей ерундой. Дамочкам без хобби никак, сами понимаете, работать-то им не нужно. А уж беспорядка от них!

– Да уж, представляю. Ну, продолжайте, Нелли, извините, что перебил.

– Так вот, передала я слова медсестры Армстронг, а мисс Дорланд и говорит: «Ох ты, боже мой, Нелли, – да, так и сказала, – бедный старый джентльмен. Сердце, видать, не выдержало. Отдай-ка мне бутылку, я сама отнесу. А ты сбегай позвони доктору Пенберти». Так что я отдала ей бренди, и мисс Дорланд понесла бутылку в спальню.

– Минуточку. Вы видели, как она пошла наверх?

– Ну, пожалуй что, своими глазами и не видела… но мне так показалось. Сама-то я вниз побежала, к телефону, так что особо не приглядывалась.

– Действительно – и зачем бы?

– И, конечно, мне пришлось отыскивать номер в телефонном справочнике. Собственно, номеров там было два. Я позвонила к нему домой, и мне ответили, что доктор сейчас на Харлей-стрит. А пока я запрашивала второй номер, мисс Дорланд крикнула мне с лестницы: «Нелли, ты дозвонилась до доктора?» А я ей: «Нет еще, мисс, он у себя в приемной». А мисс Дорланд: «Да? Хорошо, когда прозвонишься, скажи, что генералу Фентиману сделалось дурно и он сей же миг выезжает на Харлей-стрит». А я ей: «А разве доктор сам сюда не явится?» А она: «Нет, генералу уже лучше, и он говорит, что предпочел бы сам туда прокатиться. Пусть Уильям вызовет такси». С этими словами мисс Дорланд ушла, а меня как раз соединили с приемной, и я передала помощнику доктора Пенберти, что генерал Фентиман вот-вот подъедет. А тут он сам спускается вниз, мисс Дорланд и медсестра Армстронг поддерживают его с двух сторон, и выглядит бедный старый джентльмен просто ужасно: что называется, краше в гроб кладут. Возвращается Уильям, – это наш лакей, – говорит, что такси, дескать, у крыльца, сажает генерала в машину, а мисс Дорланд и медсестра снова поднимаются наверх. Вот, собственно, и все.

– Ясно. А как долго вы здесь служите, Нелли?

– Три года… сэр. – Добавление «сэр» явилось уступкой обходительным манерам Паркера и его правильной манере изъясняться. «Настоящий джентльмен», – заметила Нелли позже, в разговоре с миссис Митчэм, на что домоправительница ответствовала: «Нет, Нелли, держится он как джентльмен, спорить не стану, но полицейский есть полицейский, и потрудись это запомнить».

– Три года? По нынешним временам срок немалый. А что, место-то хорошее?

– Не жалуюсь. Вот только миссис Митчэм… но я-то знаю, как к ней подъехать. А покойная леди Дормер… о, это была истинная леди, просто-таки во всех отношениях!

– А мисс Дорланд?

– Ну, она-то и мухи не обидит, вот только прибираться за ней устаешь: в студии вечно кавардак. Зато всегда такая милая, любезная, «пожалуйста», «спасибо»… Нет, жаловаться мне не на что.

«Умеренный восторг», – подумал про себя Паркер. Судя по всему, Анна Дорланд не обладала счастливым свойством вдохновлять на беззаветную преданность.

– А ведь скучновато здесь, небось, для молоденькой девушки вроде вас?

– Тоска смертная, – честно призналась