Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мюриэл вышла из комиссионки.
– Нет, все-таки слишком дорого, – сказала она и, щелкнув пальцами, позволила Эдварду встать. – Так, еще одна проверка. – Мюриэл зашагала к машине. – Опять оставим его одного. Вместе зайдем к врачу.
– Куда?
– К доктору Снеллу. Я заберу Александра, потом заброшу вас домой и отвезу его в школу.
– Это надолго?
– Вовсе нет.
Поехали на юг; Мэйкон только сейчас заметил, что мотор стучит. Мюриэл припарковалась перед зданием на Колд-Спринг-лейн и вышла из машины. Мэйкон и Эдвард последовали за ней.
– Я, правда, не знаю, закончили они уже или нет, – сказала Мюриэл. – Если еще нет, это даже лучше, Эдварду – практика.
– Вы же говорили, это ненадолго.
Она как будто не слышала.
Эдвард остался на крыльце, Мюриэл и Мэйкон вошли в приемную. В регистратуре восседала седовласая дама, у которой очки с оправой в блестках болтались на дешевой цепочке из скарабеев.
– Александр уже освободился? – спросила Мюриэл.
– С минуты на минуту, дорогуша.
Мюриэл с журналом села в кресло, а Мэйкон отошел к окну и приподнял планку жалюзи, проверяя, как там Эдвард. Мужчина в соседнем кресле окинул его подозрительным взглядом. Мэйкон почувствовал себя персонажем боевика, этакой темной личностью, которая, оттянув штору, удостоверяется, что горизонт чист. Он выпустил планку. Мюриэл читала статью «Тени для глаз – и взгляд ваш полон страсти!», которую сопровождали фотографии зловещего вида моделей.
– Сколько лет, вы сказали, Александру? – спросил Мэйкон.
Мюриэл подняла голову. В отличие от манекенщиц, глаза ее, не тронутые косметикой, казались неприлично голыми.
– Семь, – сказала она.
Семь.
В семь лет Итан научился ездить на велосипеде.
Нахлынуло воспоминание, запечатленное кожей, мышцами. Мэйкон ощутил в руке изогнутый край седла, за которое удерживал велосипед в равновесии, почувствовал тротуар под ногами. Вот он выпустил седло, замедлил бег, потом остановился и, подбоченясь, крикнул: «Ты сам едешь! Сам!» А Итан, весь такой гордый и напряженный, уезжал от него, и макушка его светилась под солнцем, пока он не въехал в тень раскидистого дуба.
Мэйкон сел рядом с Мюриэл.
– Ну, вы прикинули? – спросила она, оторвавшись от журнала.
– Что?
– Насчет ужина.
– Ах да. Наверное, я бы мог прийти. Но только чтоб поужинать.
– А для чего еще? – Мюриэл усмехнулась и тряхнула волосами.
– Ну вот и он, – сказала регистраторша.
В приемную вошел болезненно бледный маленький мальчик, остриженный почти наголо. Лицу его как будто выдали кожу не по размеру, и она туго натянулась, некрасиво растянув рот, четко обозначив каждую косточку и хрящик. Голубые глаза навыкате казались еще крупнее за толстыми стеклами больших очков в прозрачной оправе того же нездорового оттенка, что и воспаленные веки без ресниц. Аккуратный костюмчик ему явно выбрала мама.
– Как прошло? – спросила Мюриэл.
– Нормально.
– Это Мэйкон, милый. Поздоровайся. Я занималась с его собакой.
Мэйкон встал и протянул руку. Помешкав, Александр ее пожал. Пальцы его напоминали стручки увядшей фасоли. Мальчик убрал руку и посмотрел на мать:
– Нужно договориться о следующем разе.
– Конечно.
Мюриэл отошла к регистратуре, Мэйкон и Александр остались вдвоем. Мэйкон не представлял, о чем говорить с этим ребенком. Он смахнул соринку с рукава. Поддернул манжеты.
– Ты такой маленький, а уже без мамы заходишь к врачу, – сказал Мэйкон.
Александр промолчал, но за него ответила Мюриэл, дожидавшаяся, когда регистраторша найдет свободную дату:
– Он так часто бывал у врачей, что уже привык. У него полно аллергий.
– Понятно, – сказал Мэйкон.
Да уж, у парня вид настоящего аллергика.
– На моллюсков, молоко, любые фрукты, пшеницу и почти все овощи, – перечислила Мюриэл. Она бросила в сумку талон, полученный от регистраторши, и на ходу продолжила: – Аллергия на пыль, пыльцу и краску, а еще, похоже, на воздух. Стоит ему побыть на улице подольше, как все открытые части тела покрываются волдырями.
На крыльце она прицокнула и щелкнула пальцами. Эдвард вскочил, залаял. Мюриэл предупредила Александра:
– Только не гладь его. Неизвестно, что с тобой будет от собачьей шерсти.
Сели в машину. Мэйкон устроился сзади, уступив переднее сиденье Александру ради его максимально возможного удаления от Эдварда. А во избежание приступа удушья ехали со всеми открытыми окнами.
– Он подвержен астме, экземе и носовым кровотечениям. – Мюриэл перекрикивала шум ветра. – Все время на уколах. Если не сделать укол, а его вдруг укусит пчела, в полчаса он умрет.
Александр медленно обернулся и посмотрел на Мэйкона. Сурово и осуждающе.
Подъехали к Розиному дому.
– Так, что у нас получается? Завтра я весь день в «Мяу-Гав»… – Пальцы Мюриэл с шорохом пробежались по жесткой растрепанной шевелюре. – Значит, увидимся только за ужином.
Мэйкон не знал, как сказать ей, что для него это невозможно. Он скучал по жене. И сыну. Только они казались ему настоящими. Искать им замену бессмысленно.
Мюриэл Притчетт – вот так она значилась в справочнике. Дерзко и самоуверенно, без конфузливой замены имени инициалом. Мэйкон обвел ее номер. Наверное, пора позвонить. Девять вечера. Александр уже в постели. Мэйкон снял трубку.
Но что сказать?
Честная откровенность ранит гораздо меньше – кажется, так учила бабушка Лири? Мюриэл, в прошлом году умер мой сын, и я, наверное… Мюриэл, вы тут совсем ни при чем, но я и впрямь не…
Мюриэл, я не могу. Просто не могу.
Голос словно заржавел. Мэйкон прижал трубку к уху, но в горле стоял ком, ржавый и острый.
За все время Мэйкон еще ни разу не произнес «мой сын умер». В этом не было необходимости: о происшествии сообщили газеты (на третьей и пятой страницах), друг друга оповестили знакомые, Сара обзвонила друзей… Так вышло, что сам он этих слов не произносил. И как это сделать теперь? Или, может, Мюриэл это сделает за него? Пожалуйста, закончите предложение: у меня был сын, но он… «Что? – спросит она. – Остался с вашей женой? Сбежал? Умер?» Он кивнет. «Но от чего он умер? Рак? Автоавария? Девятнадцатилетний недоумок с пистолетом в закусочной “Бургер Бонанза”?»
Мэйкон повесил трубку.
Потом спросил у Розы почтовой бумаги, и та выделила ему пару листов из своих запасов. Мэйкон сел за обеденный стол, свинтил колпачок авторучки. Дорогая Мюриэл, написал он. И уставился на страницу.