Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ты у меня такая хрупкая, такая любимая… Смогла постоять за себя, а я не смог… Обернулся, они налетели. Повалили наземь. И всё… Дальше было больно. Ничего у нас с тобой не осталось. Нужно принимать предложение дяди Мирона и уезжать. Иначе нам тут жизни не будет, моя родная.
* * *
В путь собрались через три дня. Мирон придумал Настю вывозить в гробу. По бокам вырубил отверстия, чтобы было чем дышать.
Сеньку посадил рядом с собой.
Егора положил вдоль гроба и накрыл.
Первый пост проехали без проблем.
– Сына еду хоронить, – плакал он у второго поста. – При смерти он. Вот и гроб готов. Сам сколотил.
На посту долго смотрели на Егора.
– Так он живой.
– Так живой, я не отрицаю, – продолжал рыдать Мирон. – Только жизни осталось несколько дней. Вот и везу на родину.
Останавливались у придорожных гостиниц. Спали на повозке. Еды Мирон взял с собой достаточно.
Оставляя дома жену, наказывал ей никуда не ходить лишний раз, чужих не пускать. Сашке об отъезде к деду не говорить. Если останется ночевать, то сказать, что отец поехал в лесопункт станок чинить. Катя мужа отпускать не хотела, но ей тоже было жаль Егора, поэтому с тяжёлым сердцем дала добро.
Глава 11
– Да… Мирон Авдеевич, постарел… Потолстел, боров этакий. А куда дочь мою подевал? Неужто на молоденькой бабе женился и знакомиться приехал? Только на кой мне чужая баба? Ты мне дочь покажи!
– Сейчас покажу, – кивнул Мирон.
Он подошёл к повозке.
Его тесть ахнул и покачнулся, увидев гроб. Попятился назад.
– Да ты чего? Катьку мою погубил, что ли?
– Не погубил… Привёз тебе работников. Жили у меня, платить нечем. Вот отрабатывать готовы.
Тесть вытер испарину со лба и уже громогласно произнёс:
– Уж никто меня в жизни так не пужал! Прожилки даже от медведя не тряслись. А тут… Кровь-то родная. А ты шутник, Мирон!
Тесть подошёл ближе. Стал рассматривать Егора.
– Вот это работник? – возмутился мужчина. – Да он и встать не сможет!
– Сможет, – пообещал Мирон. Подошёл к гробу, снял крышку.
Оттуда выбралась Настя.
– А это ещё кто? – удивился тесть.
– А это, Иван Иваныч, Ирина Михайловна. Она врач. Подлечит своего Егора и будут с тобой охотиться. И мальчонка вон, смышлёный. Ты же хотел себе семью взять. Вот тебе я и помог.
– Да мне такие работники-дармоеды не нужны! Я их кормить чем буду?
– Иван Иваныч, – Мирон произнёс эти слова добродушно, – да у вас корма на три войны хватит.
– А ты не болтай! – тихо ответил тесть. – На три, значит, на три. Ты первый приедешь жрать, потому что в твоём городе вас никто не накормит. Разучились там жить. А здесь всё по-другому. Так что семью эту ты привёз как будто в наказание.
– Нет, – ответил Мирон. – Спасти их надо…
Егора Мирон и Иван Иванович переложили на носилки. Отнесли в дом. Потом переместили его в баню.
Там Настя попробовала на распаренном теле убрать вывихи.
Егор орал так, словно ему кожу сдирали.
Мирон всё рассказал тестю. Они изрядно выпили в бане. Домой вернулись в обнимку и улеглись прямо на полу.
За всё время, которое пришлось провести в пути, у Насти и Егора была первая спокойная ночь.
Сенька во время путешествия разговорился с Мироном.
Поведал ему, что у него была сестра, но умерла. А он, Сенька, очень её любил.
Настя слушала, и сердце кровью обливалось. Она вдруг подумала, что теперь никогда уже ей не померещится Тамара. И если в городе была надежда увидеть её, то здесь…
Но сну думы не мешали.
Утром дом наполнился еловым запахом и горячим воздухом.
Иван Иванович затопил печь и испёк оладьи из кукурузной муки. Настя такие никогда не ела, вкус показался интересным.
Вообще, всё у Мирона было вкусным: и тонкие полоски вяленого мяса, и толстые спинки сушёной рыбы, и хлеб, и запаренная на печи с топлёным маслом и тыквой пшеница.
Насте казалось, что вкуснее в жизни не было еды. Она была простой, но превосходила во вкусе даже дорогие блюда из Настиного детства.
Мирон отбыл через неделю после прибытия. Обнял тестя, Настю, Егора, Сеньку. Пожелал удачи, пообещал написать письмо.
– Катьку береги, – кричал ему вслед Иван Иванович.
Егор стал потихоньку вставать. Из-за выбитых зубов жидкая пища первое время вытекала изо рта. Егор смущался, потом научился справляться так. Всю еду Настя ему измельчала, сначала кормила с ложечки, потом Егор научился вставать и ел уже сам.
Иван Иванович оказался немногословным, но он сумел найти общий язык с Сенькой.
Арсений с радостью собирался в лесные походы. Настя беспокоилась за него, но понимала, что Иван Иванович научит её сына чему-то полезному.
А Сенькаы и рад был учиться. У него рот от разговоров не закрывался. Он даже во сне с кем-то беседовал. Да такие серьёзные разговоры вёл, хмурился, смеялся иногда. В общем, жил и во сне, и наяву.
* * *
– Ой, ну как же хорошо, – радостно пропела Соня. – Ронечка, иди поскорее сюда! Очнулась наша девочка, очнулась наша красавица!
Роню Тамара тоже заметила. Он улыбался своей белоснежной улыбкой и гладил её по голове.
– Ну вот и хорошо! – воскликнул он. – Можно позвонить врачу и сказать, что наша принцесса открыла свои глазки.
«Красавица, принцесса…» – Тамара таяла от этих слов.
Следующие три дня и Роня, и Соня исполняли все желания девочки. Приносили конфеты, всевозможные компоты. Роня жарил картошку тоненькими ломтиками и подавал их на расписном деревянном подносе с соусом из кислых слив.
На четвёртый день Соня уже смотрела на девочку строго.
– Милая моя, кажется, впереди меня висят чьи-то ноги. И это ноги маленькой невоспитанной девочки, которая решила, что мир крутится вокруг неё.
Это неверные рассуждения. И у меня, и у Рони достаточно своих дел. Ты уже сама в состоянии себя обслуживать. Вставай немедленно, сегодня после обеда мы идём-таки в театр. Из-за твоей болезни Иван Абрамович вынужден был приостановить репетиции нового спектакля.
Сегодня от него пришла весточка о том, что заболела Гуля. Девушка неважно себя чувствует. Ты будешь замещать её завтра и послезавтра. Поэтому сегодня один день, чтобы вникнуть в суть. А дальше дело привычки. Её роль вполне тебе под силу.
Тамара расцвела! Щёки порозовели. Она представила себя в чёрном одеянии пантеры, вспомнила слова песни,