Быстро вскочила с кровати и заметалась по комнате.

– Ты чего мечешься? – удивилась Соня.

– Так собираться надобно! Репетиция же! – воскликнула девочка.

– Да обожди! – махнула рукой Соня. – Было бы чему радоваться. Репетиция… Было у меня их за всю жизнь больше ста, но я так не скакала по комнате.

Ух, хитрющая ты, Тамара! Как та лиса. Это и хорошо, и плохо. Хитрить нужно уметь. И показывать это в подходящий момент. Но превращать хитрость в наглость, особенно с теми, кто тебя кормит, больше не нужно.

Я не люблю таких людей. Мы с Роней совершенно бескорыстные и открытые люди. Именно поэтому нам до сих пор удаётся жить в комфортных условиях, несмотря на то что новая власть не любит таких, как мы.

Это искусство, Тамара! И научилась я этому будучи актрисой. Актёр – очень умный человек. Он нигде не пропадёт, если не станет возвышать себя над другими. Возвышение подобно смерти.

Тамара долго ждала часа, когда наконец-то пойдёт на репетицию.

По дороге напевала:

– Кошкой рождена не зря,

Я достойна короля!

Звери все в округе

От меня в испуге!

Кошкой рождена не зря,

Позовите короля!

Звери все по норам.

Лев прибудет скоро.

– Похвально! – говорила ей Соня. – Хорошая память всегда похвально!

Каким жестоким разочарованием для девочки было то, что на репетиции ей придётся быть деревом!

– Как же так? – возмущалась Тамара. – А как же роль Гули?

Иван Абрамович смотрел на Тамару с удивлением.

– А это и есть роль Гули. Её самая настоящая роль.

– Я же хотела быть пантерой! – Тамара захныкала, небрежно бросила костюм на пол, отвернулась от Ивана Абрамовича.

Тот был настолько шокирован, что поднял костюм и стал напяливать его на себя.

– До чего пошли люди, – возмущался он. – Подавай им пантеру. Ни рожи, ни опыта, а метит туда, куда не каждому дано. Ну ничего, мне не зазорно побыть деревом.

Когда Соня вошла в зал и увидела Ивана Абрамовича в костюме, засмеялась.

– Иван Абрамович, ну вы, как всегда, бесподобны! Даже если наденете детский чепчик и панталончики, я буду вами восхищаться.

Тамара обиженно поджала губы.

– Надену, – сказал Иван. – Всё сделаю для процветания театра. А свою пигалицу забирай домой. Деньги за неё можешь не возвращать. Я понимаю, Соня, ты становишься старше и стараешься разглядеть только добро в людях. Но ты не стараешься разглядеть зло. А это очень плохо.

– Что произошло? – возмутилась Соня и схватила Тамару за руку.

Девочка упрямо молчала.

За неё ответил Иван Абрамович:

– Ваша, как бы так мягко выразиться, претендентка на роль, не соответствует кодексу актёра. В связи с этим я вынужден стать деревом. И я стану столько раз, сколько нужно. И даже если Гуля будет болеть долго, я никому не отдам эту роль.

Соня схватила Тамару за другую руку и строго посмотрела на неё:

– Что ты натворила? Почему Иван Абрамович так разговаривает со мной?

– Я не хочу быть деревом! – Тамара говорила со слезами на глазах. – Я не хочу! Гуля бросается на всё и на всех, а я нет!

– Так-так-так… – Иван Абрамович с интересом посмотрел на девочку. – Откуда такие познания о нашей лучшей актрисе? Или я чего-то не знаю?

– Она, она! Какая она актриса! Она уборщица из госпиталя душевнобольных!

– Хм-м-м, – усмехнулась Соня. – Если уборщица может так петь, то ей нельзя быть уборщицей. Всё очень хорошо и справедливо. Я удивлена, что вы знакомы. Обычно знакомые люди хоть как-то себя обозначают. У вас же даже искорки не было. И думается мне, что неспроста это.

Давай-ка, Тамарочка, ты сейчас всё нам с Иваном Абрамовичем расскажешь. Зависть, Тамара, может быть разной. Она или толкает вперёд, или тянет назад.

Тебя тянет назад, поэтому ты не станешь актрисой со своим упрямством.

Я начинала в театре с чистки сапог богатым посетителям. Когда я в перерыве между спектаклями спела партию одной актрисы, то услышала из-за кулис аплодисменты самого режиссёра. Он восхитился и попросил повторить. Узнав, что я чищу сапоги, он сказал, что я могу застудить голос и пригласил на подпевки. Так постепенно я вышла в люди. Так что смеяться над тем, как кто-то мыл полы, – не делает тебе чести. Быстро переодевайся в костюм дерева.

Иван Абрамович костюм снял. Помог Тамаре облачиться в него.

После скучной репетиции директор театра подозвал Тамару и Соню, пригласил в свою комнатушку-кабинет.

На маленьком столике стояло блюдо с виноградом, кусочками белоснежного сыра и чего-то угольно-чёрного.

Иван Абрамович протянул Софье Фёдоровне бокал.

Она с радостью взяла и пригубила напиток.

– Ну что, с дебютом! – весело произнёс Иван Абрамович. – А теперь о Гуле…

Тамара уплетала за обе щеки виноград и рассказывала о подземелье.

Директор театра в процессе рассказа взял тетрадь и что-то записывал.

Иногда мог шепнуть на ухо Соне:

– Восхитительно! Жизнь детей в тяжёлых условиях. У нас будет успех, Сонечка!

В два голоса Иван и Соня жалели маленького Женьку, ругали Ингу.

Когда Тамара закончила свой рассказ, Иван Абрамович произнёс:

– А Гуля-то меня обманула! Она сказала, что всю жизнь провела в цыганском таборе в плену. И едва вырвалась из него. И театральные навыки у неё именно от цыган.

Интересно было это всё и очень правдоподобно. Я, однако, поверил. И даже мысленно благодарил цыган за то, что они научили Гулю петь. А тут душевнобольные, подземелье, первая любовь. А по Гуле и не скажешь, что она кого-то любила раньше. Даже не верится. Герман шепнул мне, что причина Гулиного отсутствия – беременность. Вот как-то так…

Директор вздохнул тяжело.

Наступила тишина. Виноград закончился, и Тамара ёрзала по стулу.

Соня была слегка хмельна.

Оба взрослых перестали обращать внимание на Тамару. Стали вспоминать свои прошлые роли.

В какой-то момент Иван поднялся на ноги, уткнулся носом в макушку Сони и прошептал:

– Моя милая, славная девочка! Я жалею, что на месте Рони не я…

Соня засмеялась.

– Ванечка, если ты произносишь эти слова, значит, тебе пора спать, мой дорогой. Спи… А мы с Тамарой пойдём домой. Уж не держи зла на неё. Девочкин характер очень сложный. Но что-то в ней есть.

– Сонечка, – прошептал Иван Абрамович, – скажи мне, если вдруг Рони не станет, ты будешь моей женой?

Соня покраснела, зарядила мужчине звонкую пощёчину и крикнула громко:

– Не смей так говорить! Я уйду вместе с Роней, и ты знаешь об этом, – и обратилась к Тамаре: – Пойдём отсюда, а то, не дай бог, нас тут и похоронят.