Безумный или нет, Лидскалнинш отыскал место, чтобы воздвигнуть памятник своей любви. Он приступил к строительству в двадцатые годы. Камни, сложенные в виде тектонических глыб, напоминали о сновидениях. В спальне латыш устроил ложе для себя и своей потерянной невесты, две кроватки для детей и даже качающуюся каменную колыбель. Рядом высилась гигантская скала, носящая имя Обелиск, солнечные часы отмечали время – с девяти утра до четырех вечера. И еще здесь были Девятитонные врата – глыба неправильной формы, вращавшаяся – вот чудеса техники! – словно стеклянная дверь в отеле. Но больше всего Сесилию поразили Лунный фонтан и Северная стена. Первый состоял из трех частей: два лунных серпа и раковина в форме луны с островком в форме звезды. По верху Северной стены были установлены скульптуры: растущая луна, Сатурн с кольцами и Марс с каменным деревцем – в подтверждение идеи о жизни на этой планете. Рассматривая Стол сердца, на котором росла цветущая иксора, Сесилия силилась представить себе причину, по которой латыш резал исполинские скалы. Быть может, для этого мужчины единственный способ бороться с тоской состоял в том, чтобы превращать любовь в камень.

– А там его инструменты, – позвала Лоло, входя в комнату.

Сесилия увидела груду клиньев, шкивов и крюков. Ничего тяжелого, ничего огромного.

– Здесь пишут, – Сесилия заглянула в путеводитель, – что камни ансамбля, включая стены и башню, весят более тысячи тонн. Средний вес глыбы – шесть с половиной тонн… а есть такие, что весят больше двадцати. Невозможно передвигать такое без помощи крана.

– Но именно так все и было, – настаивала Лоло. – И никто не разгадал его секрета. Он трудился по ночам, в темноте. А если здесь появлялся какой-нибудь зевака, Лидскалнинш прерывал работу, пока тот не убирался восвояси.

Сесилия гуляла среди камней, завороженная их мерцанием. Девушка почти что видела, как свет бьет из скал, окружая их прозрачным сиреневым ореолом.

– Что с тобой? – спросила бабушка. – Ты что, онемела?

– Лучше не буду отвечать. Иначе ты подумаешь, что я сошла с ума.

– Я сама решу, что мне думать.

– Я вижу мерцание вокруг камней.

– Ах вот ты о чем… – Старушка казалась разочарованной.

– Тебя это не удивляет?

– Вовсе нет. Я его тоже вижу.

– Ты?

– Оно всегда возникает по вечерам, но почти никто его не замечает.

– Что это?

Лоло пожала плечами:

– Какой-то вид энергии. Мне это сияние напоминает ауру покойной Дельфины.

– У моей бабушки есть аура?

– Такая же. – Лоло указала на Лунный фонтан. – И очень сильная. А у Деметрио аура бледнее, как будто разбавленная.

– Ну ладно, – согласилась девушка, сомневаясь в собственном здравомыслии. Не надо было принимать слова старухи всерьез. – Что ты можешь видеть это сияние – не странно, но при чем тут я? Дар ясновидения в семье исчерпался на тебе и твоей сестре.

– Такие вещи всегда переходят по наследству.

– Только не в моем случае, – заверила Сесилия. – Быть может, тут дело в тренировке?

– Какой тренировке?

– Как видеть ауру.

Сесилия подумала, что бабушка ее не поняла: так надолго она замолчала.

– И где ты этому научилась? – спросила наконец Лоло – таким тоном, что стало ясно: она все поняла.

– В «Атлантиде». Знаешь это место?

– Не думала, что ты интересуешься магазинами эзотерики.

– Я туда случайно зашла. Расследование проводила.

И вот, по дороге на Меса-Флориду Сесилия рассказала двоюродной бабушке о доме-призраке.

Когда журналистка вошла в магазин, над дверью зазвенели колокольчики, а аромат роз окутал ее с ног до головы. За прилавком стояла не Лиса, а Клаудиа – девушка, с которой они столкнулись после лекции о Хосе Марти. Сесилия уже собиралась уйти, но вспомнила, зачем вообще приходила, и направилась к стеллажу, на котором стояли книги о заколдованных домах. Выбрала две книги по теме и пошла к кассе. Может, Клаудиа про нее и не вспомнит. Не говоря ни слова, глядя только на руки девушки, Сесилия протянула покупки.

– Знаю, ты в тот раз испугалась, когда я сказала, что ты гуляешь с мертвецами, – заговорила Клаудиа, не поднимая глаз. – Но тебе не о чем волноваться. Твои мертвецы не похожи на моих.

– А какие у тебя? – выпалила Сесилия.

Клаудиа вздохнула:

– Был один особенно страшный, когда я жила на Кубе, – мулат, ненавидящий женщин. Его, кажется, убили в борделе.

«А потом говорят, что совпадений не бывает», – подумала Сесилия.

– Отвратительный был мертвец, – продолжала девушка. – По счастью, через несколько месяцев он от меня отстал. Когда я уехала с острова, я перестала видеть и немого индейца, предупреждавшего меня о несчастьях.

Сесилия остолбенела. Гуабина, подруга Анхелы, тоже видела духа, который предупреждал ее об опасностях, но девушка не помнила, точно ли это был индеец. Зато хорошо помнила ревнивого мулата, любовника Мерседес… ну что за ерунда! Разве эти мертвецы должны повторяться?

– Не беспокойся, – повторила Клаудиа, прочитав все в глазах. – Мои с твоими никак не связаны.

Однако Сесилии вовсе не улыбалось гулять с мертвецами – даже со своими, даже с хорошими. И ей совсем не понравилось, что вся эта история вдруг запуталась еще больше из-за существования похожих мертвецов, пришедших в ее жизнь через двух незнакомых между собой женщин. Или все-таки знакомых?

– Ты знаешь старушку по имени Амалия?

– Нет. А что?

– Твои мертвецы… Кто-нибудь еще о них знает?

– Их можем видеть только я и Урсула. Урсула – монашенка, она до сих пор живет на Кубе.

– Ты была монашенкой?

Клаудиа покраснела:

– Нет.

Она как будто потеряла желание продолжать разговор и молча протянула книги удивленной Сесилии. Что такого она сказала, что так повлияло на ее собеседницу? Быть может, ее вопрос пробудил к жизни какие-то воспоминания. На острове осталось множество мучительных историй.

Девушке припомнились улицы ее детства, шершавый песок, плети ветра на Набережной… Сесилия стремилась забыть свой город, стереть память, которая была наполовину кошмаром, наполовину тоской, но волнение после слов девушки показало, что она ничего не добилась. Ей представилось, что все дороги ведут в Гавану. Не важно, как долго продлятся ее скитания, – ее город так или иначе ее настигнет.

Господи! Может, она мазохистка и просто не знала этого за собой? Как можно что-то ненавидеть и в то же время любить? Наверно, столько лет, прожитых в аду, испепелили ее нервные клетки. Но разве люди в изоляции не сходят с ума? Теперь с ней приключилась ностальгия по своему городу – месту, где она познала страх смерти, который остался с ней навсегда. «Ты со мной всегда, ты в моей тоске. Ты со мною в смерти, ты со мной в беде…» Она настолько слетела с катушек, что мысли ее уже звучат в ритме болеро. Что бы с ней ни происходило – и хорошее, и плохое, – все несет в себе музыку. Даже воспоминания о Роберто. Вот как она живет в последнее время: душа разделена на две половины, и ни об одной из них не забыть – ее город и ее любимый человек. Так она их и несет, как поется в болеро, – возле самого сердца.