Картонный лев извивался как змея, он так и норовил укусить старика, который шел впереди и заставлял льва гримасничать. Вот уже второй год традиционный Танец льва покидал Китайский квартал, чтобы влиться в буйство гаванского карнавала. Но кубинцы видели не льва, а совсем другое существо, которое под звуки цимбал и труб шествовало к морю.

– Мамочка, пойдем посмотрим выход дракона, – упрашивала Амалия.

Не то чтобы ей так сильно мечталось увидеть гигантскую куклу, которая время от времени принимается конвульсивно дергаться, – это значит, какой-нибудь китайчонок поддался зажигательному ритму далеких барабанов. Просто девочка знала, что Пабло дожидается ее на углу улиц Прадо и Виртудес.

– Давайте завтра сходим, – предложил отец. – Сейчас, наверное, процессия уже ушла с Санхи.

– А донья Рита мне говорила, ее интересней смотреть с Прадо, – не сдавалась Амалия. – Там китайцы забывают про свои трещотки, потому что слышат большие барабаны с Набережной.

– Дочка, это вовсе не трещотки, – поправил Хосе, не терпевший, когда перевирают названия музыкальных инструментов.

– Да какая разница, Пепе! – перебила Мерседес. – Так или иначе, эта китайская музыка производит адский шум.

– Если мы так будем спорить, я вообще ничего не увижу! – взвизгнула девочка.

– Ну ладно, ладно. Идем!

Родители с дочерью шагали по улице Прадо, обливаясь потом. Февраль на Кубе – самый прохладный месяц, однако – несмотря даже на приближение холодного фронта – карнавальное шествие способно растопить айсберг в считаные секунды.

Они подошли к Виртудес вместе с другими разгоряченными людьми: все вокруг пели и дули в дудки. Амалия тащила родителей к месту, где звучал сигнал, внятный ее сердцу. Она сама не знала, куда нужно идти, – ее направляла интуиция. Амалия не успокоилась, пока не увидела Пабло, стоявшего посреди улицы со стаканчиком мороженого в руке.

– Давайте здесь остановимся, – сказала она, отпуская мамину руку.

– Слишком много народу, – возразила Мерседес. – Лучше пройдем поближе к бухте.

– Там будет еще больше, – уверенно заявила девочка.

– Но дочка…

– Пепе!

Отца семейства позвали из кафе, где мужчины пили пиво.

– Вон там сидит маэстро, – шепнула растерявшемуся супругу Мерседес.

– Где? Я не вижу…

– Дон Эрнесто! – помахала рукой Мерседес, продвигаясь к столику.

Теперь и Хосе заметил музыканта. Амалия последовала за родителями, недовольная внезапной встречей, отдалившей ее от цели.

– Знаешь, кто мне прислал письмо из Парижа? – спросил Лекуона после пылкого рукопожатия.

– Кто?

– Мой бывший учитель фортепиано.

– Хоакин Нин?

– Кажется, на следующий год он думает вернуться.

Взгляд Амалии скользил по толпе в поисках темных раскосых глаз, которые не отпускали ее с той первой встречи на пороге их дома. И вот она увидела обладателя этого взгляда: Пабло погрузился в созерцание автомобилей с открытым верхом, которым предстояло присоединиться к параду на соседней улице. Пользуясь тем, что родители отвлеклись и на нее не смотрят, девочка подбежала к Пабло:

– Привет. – Она тронула парня за плечо.

Удивление на лице Пабло сменилось радостью, которую ему не удалось скрыть.

– Я думал, что ты уже не придешь, – сказал он, но больше ничего добавить не решился.

Трое его взрослых спутников посмотрели на незнакомку.

– Доблый вечел, – сказал один из мужчин с напускной любезностью, за которой все равно читалось недоверие к беленькой.

– Папа, мама, акун! Это Амалия, дочь хозяина студии звукозаписи.

– Вот как, – произнес мужчина.

Женщина воскликнула что-то наподобие «ух», а старик ограничился недовольным взглядом.

– Ты с кем здесь? – спросил Пабло.

– С родителями. Они вон там, болтают с друзьями.

– И оставили девочку одну? – спросила женщина.

– Ну вообще-то, они не знают, что я здесь.

– Плосто кошмал! – возмутилась китаянка, коверкая испанские слова. – Отец и мать надо внимательно дочку следить.

– Мама! – прошептал юноша.

– Мы пришли посмотреть шествие дракона, – сказала Амалия, надеясь отвести разговор от своего очевидного непослушания.

– А что это? – спросил Пабло.

– Ты что, не знаешь? – удивилась девочка.

Семья Пабло не выказала никакого понимания, но Амалия все равно продолжала:

– Люди двигают оранжевого дракона… вот так. – Амалия пыталась передать волнообразные движения картонного чудища.

– Не длакон, но лев, – возразила женщина.

– И не шествие, но танец! – поправил старик совсем уж раздраженно.

– Амалия! – позвали из кафе.

И это было как нельзя кстати.

Амалия в расстроенных чувствах побежала к родителям.

– Вот видишь, каковы они, эти кубинские девушки! – по-китайски возмутилась мать, когда Амалия растворилась в толпе. – Их воспитывают не должным образом.

– Ну, нам-то беспокоиться не о чем, – продолжил дедушка Юан. – Паг Ли женится на дочери чистокровных китайцев. Верно, сынок?

– Таких на острове не много, – осмелился заметить юноша.

– Я для тебя из Китая выпишу. У меня до сих пор там остались знакомства.

У Паблито к горлу подступил комок.

– Я устала, – пожаловалась Куй-фа. – Дедушка, не вернуться ли нам домой?

– Да, я уже голодный.

Толпа на их пути не то что не редела, но только увеличивалась. Город в такие дни кипел, и Китайский квартал не был исключением. Когда подходил новый лунный год – а это время почти всегда выпадало на февраль, – китайцы со своим праздником вливались в общее гаванское веселье.

Почти все приготовления к проводам года Тигра уже были завершены. В этом году мать Пабло продумала каждую мелочь. Новые костюмы, полностью готовые, висели на вешалках. На стенах покачивались ленты из хрусткой красной бумаги с благожелательными надписями – на удачу, на богатство и на счастье. Куй-фа загодя смазала губы бога очага обильной порцией сахарной патоки, которая слаще меда, чтобы ее пожелания прибыли на небо в приятной обертке.

По всему кварталу на зимнем ветру колыхались цветные фонарики. Они были везде: в дверях магазинов, на переброшенных через улицы веревках, на столбах… Роса тоже повесила несколько штук – теперь они подрагивали на шестах над притолокой двери.

Старик улыбнулся, увидев фонарики, поглубже вдохнул привычные запахи квартала, в котором прожил столько лет, и вспомнил свои скитания по лесам острова, когда он рисковал жизнью в отряде мамби: они бросались на врагов, размахивая острыми мачете.