— Ты останешься, — прошептала она, вставая с постели и приближаясь к Владу, который чувствовал себя загнанным в угол.

— Что ж ты делаешь? — простонал он, когда Деина рука нырнула под его халат.

Она была мягкая, теплая и подрагивающая. Дея неуверенно водила кончиками пальцев вдоль его позвоночника и что-то приговаривала. Но, что именно Влад расслышать не мог, по всему телу разливалась волнительная ломота.

— Ты и впрямь мраморный, — расслышал он, когда она защекотала губами возле уха.

— Ты знаешь, что это не так, — выдавил он, не шелохнувшись.

— Докажи.

— Не пытайся провоцировать так грубо.

— Ты такой же, как и я, — протянула она, прижимаясь к нему. — Тебе нравится мучить меня, — она взяла его безвольные руки, обвила вокруг себя.

— Ну и стерва же ты! — прорычал Влад, швыряя ее на кровать.

Он был не в себе. Впервые за долгие годы он не был в состоянии контролировать себя. В голове гудело и что-то беспрестанно лопалось. Весь мир съежился до одной маленькой точки, и все его внимание было направленно на нее — на эту точу, настойчиво требующую подчинения. Влад не удостоил ни ленты, ни завязки внимания, просто запрокинул подол платья, накрывая Дею своим вздрагивающим телом.

— Что, даже одежду не снимешь? — послышалось у самого его уха.

Голос ее был смеющемся, победным и Влада затопило волной злости. На кого он был зол, Вед не знал. Не догадывался он и о том, что способен на пошлую грубость. Одним рывком он поставил Дею на ноги, резко выдернул из тряпичного плена и, разворачивая спиной к себе, толкнул вперед — к дверям кабинета. Девушка заорканилась, почувствовав исходившую от Влада угрозу, и тогда он впихнул ее в открытую дверь. Одним махом смел все бумаги и усадил на стол.

— Хочешь, чтобы я был груб, как твой дружек? — просипел он.

— Нет, — прошептала Дея, — я хочу, чтобы ты был собой.

— Может именно так я и обращался с предыдущими девицами. Я ведь олицетворение порока, забыла?

— Порочность и грубость ни одно и тоже, — проговорила она дрожащим голосом. — И потом, ты знаешь — я не считаю пороками твои… — она запнулась, опуская глаза.

Влад усмехнулся.

— Что, не знаешь, как еще можно назвать мои странные пристрастия?

Дея молчала, упорно отводя глаза.

— Ну, что же ты молчишь? — спросил он вкрадчиво, а затем жутковато улыбнулся, легонько касаясь ее. — М-м-м… хотела меня обмануть, — улыбка его сошла на одну сторону, — но тело выдало. Грубость тебя заводит.

— Желание причинять боль, всегда тесно связано с желанием ощущать ее, — призналась она, поднимая на него глаза. — Но я не хочу, чтобы ты был жесток, если тебе это претит.

— То есть, если бы грубость мне нравилась, ты бы приняла это?

— Я приму тебя всякого, потому что… Потому…

Влад напрягся, подаваясь вперед и съедая ее глазами, но Дея снова замкнулась.

— Что «потому что», Дея?

— Ничего, — бросила она.

Эта ее неспособность признаться, стала тем самым маленьким камушком, что попадая в разлом, вызывает камнепад. Можно ли было винить Дею в том, что она разбудила присущую Владу холодную изощренность мстительного человека? Скорее всего, оба они сделали это друг с другом и оба проиграли.

Чудовищная изобретательность, с которой Влад мстил за свои провалы, на этот раз поразила и его самого. Не получив долгожданного признания, он похолодел, отошел от нее и сел в кресло, что стояло напротив стола.

— Тогда сделай для меня кое-что, — проговорил он, устраиваясь поудобнее.

— Что именно? — спросила она робко.

— Доставь мне эстетическое наслаждение, — Влад криво улыбнулся, вызвав у Деи панику.

— Я не понимаю тебя, — дребезжащим голосом проговорила она.

— Ты должна быть уже достаточно опытна чтобы понимать, что я имею в виду. Хотя твой твердолобый герой-любовник вряд ли просил тебя о столь изысканных удовольствиях. Полагаю, Ян был весьма банален в своих желаниях, — он издевательски улыбался, щуря лихорадочно блестящие глаза.

Дея попыталась спрыгнуть на пол. Но Влад был уже всецело поглощен своей отвратительной идеей и не позволил ей этого сделать. Его пальцы засветились нехорошим красным свечением, и он принудил Дею вернуться на место.

— Если ты не сделаешь этого добровольно, я заставлю. А ты должна будешь принять это как часть меня. Ты ведь меня любого принимаешь, по неизвестной тебе причине, не так ли?

Дея смотрела на него с ужасом.

— Ты хочешь унизить меня, чтобы я стала тебе противна? — выдавила она. —Так ты пытаешься избавить свое сердце от любви ко мне?

Влада передернуло от того, насколько точно она определила истинную причину его дикости.

— Ну, так заставь, — прошипела Дея, скалясь. — Хочу, чтобы ты сам стал себе противен.

Влада ее слова ошпарили словно кипяток, и он заставил (впрочем, почти сразу пожалев об этом). Он обещал, что перестанет ей манипулировать, как только она попросит его остановиться. Но она не просила, она позволила ему оскорбить их обоих.

В чувства Влада привело отсутствие их у Деи. Когда девушка, издав последний стон, неуклюже съехала со стола, он еле успел подхватить ее, прежде чем она ударилась об пол.

Держа на руках обмякшее тело любимой, он остро ощутил, что изуродовал, обезобразил своей извращенностью их связь. Затмение, так очернившее его сердце и разум, вдруг отлегло, оголяя тошнотворность всего происходящего.

Влада замутило. Он боялся и желал этой тошноты. Желал, потому что думал, что тогда извлечет из себя эту одиозную чушь, а боялся то того, что вместе с мерзостью он вытошнит всего себя целиком.

Плохо отдавая отчет своим действиям, он словно в тумане взял Дею на руки и отнес на кровать. Истово заворочал простынями, кутая ее словно в кокон, бормоча при этом одно единственное.

— Прости, прости, прости…

Дея открыла глаза, и Влад одернул руки, будто его застали за чем-то неприличным. Ее тяжелый взгляд, который она вбивала в него, заставил Влада попятится, снова прячась за полы тонкого халата.

Не говоря ни слова, Дея высвободилась из белого кокона и встала пред ним во весей своей обнаженности. Владу даже показалось, что он как-то уменьшился, она же напротив, сбросив с себя белые оковы, переродилась. Но не из куколки в бабочку, а из чего-то хрупкого, детского в скальное и холодное.

Раньше он думал, что Дея — это взрывоопасная смесь в хрупкой хрустальной скорлупке. Он и хотел разбить стенки сосуда, в котором она обиталась и страшился этого. Теперь же он отчетливо понимал, что не знал ее ни раньше, ни теперь. Влад околевал от ее холода, пока Дея не отвела свой обмораживающий взгляд. Подняв с пола плащ, она сокрыла свою невозможную красоту и молча ушла, не удостоив Влада ни прощанием, ни коротким взглядом. А он так и стоял примороженный, пока не спохватился и не понял, что она уходит не только из его дома, она сейчас из жизни его исчезает.