впечатление отшельника. Например, с мамоностром, судя по тому, что довелось услышать Паше, он общался очень даже бодро и активно.

Нет, Кощею этот мрачный домишко в лесу не понравился.

Ему вообще не нравилось все, что было связано с «сифилитическим стручком».

А еще Полякову не нравилось то, что теперь он не может быть в курсе того, что происходит в жизни Дарьи. Оставалось надеяться на то, что она сама станет более открытой и искренней. Верилось в это с трудом. Взрослые люди так быстро не меняются. Особенно те, кого жизнь учила по-тяжелому. Но у него все равно не было выхода.

Он надеялся.

И звонок в видеофон от Дарьи стал для него подтверждением, что не зря.

— Можно к тебе? — спросила она, когда Паша встретил ее на площадке возле лифта.

— Нет, нельзя! — саркастически ответил Поляков, но вдруг подумал, что от нее можно ожидать чего угодно по части толкований и добавил: — Можно, конечно, Даш! Ну что за вопрос?

Судя по убитому выражению лица, проглядывающему сквозь натянутую приветственную улыбку, приехала она не потому, что соскучилась.

Но ведь приехала! Это главное.

— Что случилось? — спросил Паша, когда закрыл за ними дверь в квартиру.

— Я с мамой поругалась.

— Тю! А что в этом необычного?

— Я с ней совсем-совсем поругалась. Она сказала, что я ей больше не дочь.

Поляков чуть было не ляпнул: «И слава богу!», но вовремя поймал на языке слова, которые потом не воротишь. Даша же не радуется. Она переживает. А тут он со своими неуместными восклицаниями.

Хорошая она или плохая, но мать была для Дарьи единственным близким человеком. По крайней мере из тех, о ком знал Паша. И, наверное, если бы был кто-то еще, Несветаева не поехала бы на край света, в чужой город, где ее никто не ждет, с тремя копейками за пазухой, в съемную квартиру.

— Потом помиритесь, — он прижал Дашу к груди.

Она всхлипнула.

Он погладил по волосам.

Она разревелась.

Хорошо, что сегодня Дарья плакала не из-за него. Плохо, что плакала. И Поляков совершенно не представлял, чем может помочь ее горю. Чем может заменить сейчас потерю матерю. Пусть чисто гипотетическую, а зная их отношения, скорее всего, кратковременную, но чисто интуитивно Паша понимал, что не стоит сейчас поднимать эту тему.

И тут в голове у него мелькнула мысль.

— Пошли в магазин!

Дарья шмыгнула носом и подняла на него взгляд:

— Зачем?

— Пойдем покупать шоколадку, печенье, сгущенку… Что еще там нужно было для твоей сладкой колбасы?

— Масло.

— Масло у меня есть. Но если хочешь, купим еще!

Хорошо, когда в прошлом есть хорошие воспоминания.

Но нужно работать над новыми. На будущее.

Глава 25. Дарья

Свернуться клубочком и прятаться от реальности подмышкой у Полякова было уютно и надежно. Но катастрофа надвигалась на Дарью, как каток на свежеотсыпанный асфальт. Последние песчинки просачивались через горлышко, наращивая холмик на стеклянном дне песчаных часов. Вот на этом самом дне, под неподъемной горой песчинок прошлого, и ощущала себя Даша.

Она позволила себе быть счастливой. Сколько ей осталось? Неделя? Две? Дав себе и телефону остыть, в понедельник Несветаева вернула симку на место. Заказчик — даже не Спрут. Не тот человек, с которым можно играть в невидимку.

Стоило поставить симку, как телефон ожил. Звонила тетя Валя, бессменный мамин омбудсмен.

— Ты, тварь такая, что себе позволяешь в отношении матери! — с ходу бросилась на амбразуру тетя Валя своей необъятной грудью.

— А вот это не ваше дело, — ответила Даша, еще полная довольства жизни после воскресенья, проведенного с Поляковым.

Вероятность того, что мама рассказала соседке правду, стремилась к нулю со скоростью света. Не может же мама признаться в собственной несостоятельности в качестве родительницы? Одно дело — обвинять дочь в неблагодарности и даже обсуждать, что она там по мужикам обжимается. Но обе стороны при этом понимают, что это всего лишь такая игра. И совсем другое дело — признать, что живешь не на честно заработанное, а на криминальное бабло, от которого за версту несет блудом и тюрьмой. Нет, на такое мама была не способна. А тратить счастливое время, которого каждая минута на счету, на лай тети Вали Даше было жаль.

Это вы, тетя Валя, ничего о тварях не знаете. Ваш монстр думает, что если будет хаять других, то на их фоне будет выглядеть чище, выше и привлекательней. Нет, тетя Валя, каким он был ущербным уродцем, таким и останется с вами до конца жизни. Даша внесла соседку в черный список и постаралась выкинуть разговор из головы.

Закончился понедельник. Вторник. Среда. Заказчик не звонил.

Каждый день Даша ждала звонка, как приговора в камере смертников. Каждому новому дню, украденному у судьбы, она радовалась, как последнему. Дарья вдруг научилась ценить время. Не в плане тайм-менеджмента, а в смысле, что мгновения оказались неравноценны. Деньги она заработает потом, так или иначе. А Паши у нее «потом» больше не будет. Поэтому дипломы и контрольные временно исчезли из жизни Несветаевой. Ну правда! Никто из двоечников от этого не умрет. А кому совсем невтерпеж, тот найдет другую лошадь, которая за него будет пахать. И раз уж маме она и ее деньги не нужны, то и впахивать так не нужно.

В угаре отчаянного счастья пролетели четверг и пятница. Настала суббота. Дарья позволила сводить себя в кино, покататься по городу, полюбоваться закатом на набережной. Оказывается, в мире есть люди, которые бесцельно бродят вечерами по набережной. Просто так, ради удовольствия. Пока другие горбатятся над чужими курсовыми, а жизнь проходит мимо.

Утро воскресенья началось со звонка. Нет, звонил не заказчик. И даже не Дарье. Звонил мэр, тот самый проклятый мэр, по которому Дашина мама вычислила ее место проживания. Разумеется, звонил он Полякову.

Павел подорвался, будто его пчела за мягкое место укусила, и бросился собираться. Даша спросила, может ли она чем-то помочь, на что Паша ответил, что никто не может ему помочь. Разве что добить из чувства гуманизма. Дарья ответила, что настолько далеко ее гуманизм не распространяется. У нее вообще дефицит по этой части. Поляков обрадовался и сказал, что это замечательно. А теперь ему пора идти. Точнее, бежать. И желательно вчера.

Впервые Даше было нечем заняться. Совсем. Бездельничать оказалось скучно, и она отправилась домой, готовить ужин на двоих. Но после пяти к