Она прокручивала в голове, как расскажет Паше правду. Но каждый раз на моменте признания становилось так страшно, что она начинала реветь снова. От бессилия.

Дома запас слез и сил на истерику иссяк. И вообще сил. Несветаева доползла до ноутбука, рухнула на стул, вытерла слезы тыльной стороной ладони. Уставилась в монитор. Ей еще нужно работать.

Мозг отказывался воспринимать информацию. Глаза стали слипаться, и Дарья перебралась на диван.

Ее разбудил телефонный звонок. Рингтон показал — мама.

Ну мама — так мама. Действительно, пусть уже все сразу, что.

— Здравствуй, доченька, — радостно начала мама, и сердце сжалось в ожидании плохого.

— Здравствуй, мама.

Хорошо, что она уже проревелась. И даже проспалась.

— Что-то ты давно не звонила, — щебетала мама. — У тебя все в порядке?

— Да, мама. Все отлично.

Кроме того, что ей предстоит расставание с любимым мужчиной. Из-за собственной глупости, жадности и подлости. А так-то все замечательно!

— А почему голос нерадостный? — По интонации было понятно, что маму просто распирает от счастья.

— Да так, мелочи! Просто устала за неделю.

— Что же ты так себя загоняешь? — посетовала мама.

Чтобы, блин, все твои хотелки удовлетворить!

— Да ерунда. Просто еще не до конца после простуды оправилась.

— А я же говорила: не нужно было тебе уезжать. Ну ничего. Вот к тебе Николай Владимирович собирается ехать. Встретитесь, решите все свои недоразумения, все у вас наладится, и наконец ты…

Она еще что-то говорила, но Даша уже не слышала. В ушах шумело. Ладони заледенели и стали влажными.

— Мама, я не поняла, — прервала ее речь Дарья. — Куда едет Николай Владимирович?..

— Так к вам он едет в город. Дело у него там какое-то. — Радость так и перла из мамы во все стороны.

— Мама, я никому не говорила, где сейчас живу. Ни ему, ни тебе, никому другому!

— Даша, ну что ты как маленькая! Можно подумать, мэры по фамилии «Тяжелков» в каждом первом городе, — саркастически выдала мама.

— А откуда… — Несветаева хотела спросить «ты знаешь про Тяжелкова», но память, гадюка, подсказала, как она сама эту информацию выдала. Поэтому Даша спросила другое: — И ты меня ему сдала?

— Даша, что за блатные выражения?! — возмутилась мама. — Ты как со мной разговариваешь?

— Как с человеком, который меня предал!

— Ты просто не понимаешь своего счастья! За Николаем Владимировичем ты будешь как за каменной стеной!

— Как за тюремной решеткой я за ним буду!! — заорала Дарья. — Ты что, не понимаешь, что я сбежала именно от него?!

— Да что он тебе такого плохого сделал?!

— Все! Все плохое он мне сделал! Избивал меня, насиловал…

— Зачем ты мне сейчас лжешь, Даша? — строго спросила мама. — Ты просто хочешь сделать мне больно? Ты хочешь, чтобы мне стало плохо?

— А то, что мне больно и плохо, тебя не волнует?! Я тебе не лгу. В кои-то веки я говорю тебе правду. Ты думаешь, как я свои деньги зарабатываю? Как ты думаешь, сколько получает секретарша? Думаешь, этой суммы хватило бы на твоих врачей, на лекарства, массажи?! На окна твои пластиковые и ремонт в квартире?! Я — проститутка, мама. Только хуже. Я позволяю делать с собой все, что угодно, а потом ворую данные, шантажирую, подставляю…

— Как ты смеешь говорить мне такие вещи, Дарья?! Ты забыла, что разговариваешь с матерью?!

— Ну ты же хотела правды? Вот она — правда.

— Ты… Ты… Как ты могла?!

Дашу снова оставили силы. Все же две истерики за день — перебор даже для ее тренированной психики.

— Как могла, мама. Как могла. Я делала все, что было в моих силах.

— Ты… ты мне больше не дочь!

Сердце сжалось от боли, и слезы потекли из глаз.

— Как тебе будет угодно, мама. Надеюсь, тридцати серебряников от Спрута тебе хватит надолго.

Отключилась и вытащила симку из телефона.

Глава 24. Павел

Нельзя сказать, что события последнего времени развивались в соответствие с Пашиными планами. Точнее, планов-то у него обычно не было. Были хотелки. Так что правильнее было бы сказать, что события входили в некоторое противоречие с хотелками Полякова. Но чем больше он думал, тем больше приходил к выводу: иногда то, чего мы хотим, существенно отличается от того, чего мы хотим на самом деле.

Потому что на самом деле ему все нравилось.

Вот кто-нибудь заявил бы Кощею раньше, что он — «каблук», высмеял бы. Или в рог бы заехал козлу тупому за базар. А по факту скакал Паша вокруг Несветаевой сайгаком бодреньким и хвостиком подрыгивал в готовности исполнить любой каприз. Может, причиной тому было то, что капризов-то у Даши не было. Хоть заскачись — совершенно безопасно для сайгаковой психики и кошелька. Но Полякову хотелось верить, что руководит им нечто большее, чем банальная лень и жадность. За одну ночь он сбросил с души груз лет на десять, и теперь ощущал себя юным Гагариным в невесомости.

Паше нравилось даже то, что Дарья не согласилась сразу на его предложение. Душа, очистившись от мусора, жаждала тревог и страданий. Не по-настоящему, а так, немножечко. Просто, чтобы почувствовать, что она — душа ‑ живая.

Кощей позволил себе расслабиться. Хотя напрячься он бы себя сегодня точно не заставил. Организм был против. Категорически. Поэтому вместо спортзала Паша остался дома и пошел тягать веса в собственную качалку. Напоследок. Не может быть, чтобы Дарья не согласилась. А значит, впереди неминуемая перестановка. Тренажеры, пожалуй, нужно пристроить к делу. Подумать, где организовать тренировочную базу для фирмы. А комнату они обставят так, как Даша захочет.

Потом Поляков отправился в магазин, закупать продукты. Он надеялся, что Даша приедет. И ее нужно будет накормить чем-нибудь вкусненьким. Правда, он так и не выяснил до сих пор, что же она считает вкусным. Картошку она ест в виде пюре. А вот что предпочитает из мясного, Паша почему-то не выяснил. Отметил: за ужином обсудить.

Пришел, приготовил обед, поел, попялился в телевизор. Душе было тесно. Душа жаждала деятельности.

И тут прилетело письмо от Дока. Макс откопал сведения о регистрации собственности подонок Николая Владимировича. Паша тут же полез искать адрес, поднимать космоснимки, все такое. Жизнь наполнилась смыслом.

Домик оказался приличным котеджиком у черта на рогах. На таком отшибе, что добрые люди с благими намерениями такое себе не купят. Конечно, случаются в мире и отшельники, которых другие люди раздражают. Но подонок не производил