воля слаба, но она все же есть; и слабое при некоторой работе можно превратить в сильное. Вы сами внушаете себе это бессилие, я уверяю Вас, что все это ничто иное как глина. Воля – это почти все в человеке, без нее это никуда не годный, ни на что, кроме вздохов, не способный человек. Если Вы хотите сделать своему другу удовольствие и приятный сюрприз, то присядьте теперь за науки, ну, а потом… потолкуем.

Спасибо за стихи; почему Вам они нравятся особенно? Если есть еще, то буду очень рада получить. Вы, я слышала немножко развлекались, даже провалились в лесу в снег?

До свидания. Еще раз прошу исполнить мою просьбу и учиться. Понимаю, что постоянная зубрежка надоедает, ну так развлекайтесь; влюбитесь в какую-нибудь барышню.

До свидания друг. 15.01.1908 г.

3.48

Прошло больше двух месяцев с моих походов к Ананасову и Ревичу. Значит, уже два месяца я разносил письма. Сперва, когда адресата удавалось найти, я объяснял: «Мне случайно попала в руки папка». А потом перестал. Потому что никто ничего не мог понять и люди отказывались общаться. Тогда я стал говорить, что я почтальон. Что действую по специальной программе национального проекта «Вернем родине ее прошлое» и так далее и тому подобное. По совету Ионы намекал, что за письмо хорошо бы заплатить. Предлагал отдельную услугу – написать ответ.

И получал деньги. Я почти не чувствовал себя виноватым. Возможно, на многих производили впечатление мой нос, нарушенный слух и вообще благотворительная внешность: я казался или тем, от кого лучше поскорее откупиться, или просто достойным жалости. В любом случае ущербным. К этому мне было не привыкать.

Кто-то плакал, как Ревич. Другие молча забирали письмо и закрывали дверь. Но были и те, кто, как старики-снайперы, радовались возможности поговорить. И письмо для них было только предлогом.

Людям очень нужно, чтобы их слушали или хотя бы слышали.

Часто я просто не мог найти, кому отдать письма, даже и не очень старые, отправленные в девяностые или в нулевые годы: по указанным адресам жили другие люди – или тех адресов уже не было. Все названия стали бывшими, сами улицы и переулки стали бывшими. Город был другим.

Люди старше семидесяти встречались мне редко, почти всех выкосили вирусы и прочие хвори. А с ними было интереснее всего. Они никуда не спешили. Они рассказывали истории. И они, хотя и смотрели на меня странно, чаще соглашались написать «ответ». Будто, если я смог принести открытку с того света, смогу передать и обратно.

1.25

28-го августа 35 г.

Здравствуйте дорогой Далиныч!

Первым делом сообщу Вам свое горе. Осталась я на второй год в классе. Отчасти тут и мама виновата. Она часто хворала зимой и мне часто приходилось оставаться дома, да и я сама зимой раза три тоже хворала. Предложили мне переэкзаменовку осенью, но папа с мамой не захотели, потому что мне пришлось бы заниматься все лето, а я не особенно здорова. Теперь я постараюсь загладить свою вину и стану I-й ученицей. Мы только что с мамой приехали из Москвы. Как мне понравилось ездить в «Метро», мы сумели с мамой съездить раз 8. Все в нем очень красиво там, но самое интересное для меня это эскалатор. Я первый раз чуть было не упала входя на лестницу.

На Клязьме очень красиво, масса зелени и цветов. Была на аэродроме и видала спускающихся парашютистов. Теперь мы с папой опять читаем книги вслух и играем в шахматы, а вечером идем все на прогулку, проходим большую дорогу до конца. Она вся в садах и цветах и стала очень красивой. Наша улица тоже вся асфальтирована так что куда угодно можно пройти не запачкая ног.

Я Вас частенько вижу во сне. Живя в Москве вы наверно видели похороны Собинова, а мы читали только газеты о нем. Любопытство ваше какой пьет кофе Мама я удовлетворю. Он продается во всех магазинах гастронома зелененькая коробочка 100 гр. стоит 7 р.

Вот наш адрес. Город Дзержинск 7-й строительный участок при заводе № 80. Кашину М.Н.

Привет от Мамы Папы и Бабушки. Целую вас. Н. Кашина.

3.49

Я и сам получал письма неизвестно от кого – они продолжали приходить в почтовый ящик. Почерк этих записок становился все более мелким и дробным, как будто пытался соответствовать странным толчкам, которые я слышал ночами. В путанице бессонницы я объяснял эти колебания так: это движения великанов и других подземных сил. И говорят они о том, что меняется время, ускоряется время, дробится.

Вчера в почтовый ящик пришла такая записка: «Рекомендую “Celebration of the Lizard” The Doors, а я побежал, грейте свои атомы. А.».

И все сокращалось, все сокращалось.

1.26

Дорогая Тонечка!

Сегодня, вчера, не получил твоих писем, очевидно где-нибудь лежат на почте и сразу принесут несколько писем. Что у тебя хорошего? Интересно, что слышно нового в Ленинграде. Возвращается ли кто из нашего брата домой? Послал письма в Москву, но ответа еще нет. Написал Косте Плудову, чтобы он зашел в Наркомат – ответа тоже нет. Очень возможно, что скоро я буду гораздо ближе к тебе, тогда приму все меры к тому, чтобы тебя привезти к себе, чтобы ты у меня хорошенько отдохнула и полечилась. Пока что живу этими надеждами. Нового у меня ничего нет. Был в Берлине, свою поездку туда я тебе описал в отдельном письме, которое вчера отослал. Привет всем. Посылаю эту открытку, в этом доме я сейчас живу. Окно помеченное крестиком – это моя комната. Крепко целую, Борис. 29.05.1945.

3.50

Был второй вторник сентября.

Да, я чувствовал, что люди, которым я отношу письма, заслуживают другого отношения к себе. Собираясь к ним, я даже стал гладить ворот рубашки – остальное не видно под свитером. Я чистил ботинки, проверял дыхание: дул в ладонь. И все чаще отказывался брать деньги. Хотя мне их все чаще не хватало на жизнь. Даже один цветок для тебя пробивал брешь в моем бюджете. Почти всю зарплату «Пропилей» Тамара забирала, а из-за частых пиров я стал пропускать свои рабочие смены.

«Катишься по наклонной со своим новым черноволосым дружком, – ворчала Тамара. – Не будет денег – буду отрезать по лапе у твоего зайца, чтобы было что есть, а потом превращу