– Пойдём, – подала я ей раскрытую ладонь и помогла встать.

Она зевнула. Только минуту назад энергия била из неё фонтаном, а теперь резко кончилась, хотя сонной Алиса всё ещё не выглядела.

– А потом можно будет ещё поиграть? – она покорно пошла за мной.

– Потом. Когда и ты, и твой друг отдохнёте.

– А где дядя Ард?

Вытянув шею, Алиса заглянула в кухню. Обернулась и попыталась рассмотреть, что делается в нашей с ней комнате. Вывернулась она при этом так, что чуть не врезалась в угол. Я одёрнула её и подтолкнула к ванной.

Рихард упорно меня не замечал. Последние полчаса он упрямо делал вид, что смертельно занят. Может быть, он и был занят, но не до такой степени, чтобы нарычать на меня сквозь зубы, когда я позвала его пить чай. Всё пошло не так, как того хотел он. Это было ему не по нраву. Привыкший устанавливать правила, здесь он вынужден был принять то, что есть.

Помогая дочери раздеться, я снова и снова думала, правильно ли поступаю. И понимала – правильно.

Но для злости у Арда была ещё одна причина. Письмо. Я так и не сказала Рихарду, что в нём было. Да и говорить-то было нечего. Вода закружила пепел, когда я сполоснула миску и смыла его. Вместе с пеплом исчезло чувство вины. Осталось только лёгкое сожаление о том, что когда-то я оказалась слишком глупой для того, чтобы поговорить с Ардом. Но тогда я была совсем девчонкой. Если кто и имел право судить меня за глупость, так это я сама. Разве что ещё Дима. Но его больше нет. Ни для меня, ни для кого-либо ещё.

– Дядя Ард опять уедет? – когда я зашла с Алисой в кабинку и закрыла дверцу, задрала дочь голову.

– Нет, – включила воду.

Дочь поёжилась, хоть вода и была тёплой.

Я положила душ на дно. Присела перед Алисой.

– Посмотри на меня, – попросила её тихо. Она повернулась. Уже не такая резвая и внимательная, как час назад. Устала.

– Рихард не уедет, Алиса. Он будет теперь с нами. И ты… если когда-нибудь ты захочешь назвать его папой, не бойся. Ладно?

Она кивнула. Очень серьёзно. То ли усталость накрыла её так сильно и резко, то ли что ещё, про Диму она ничего не сказала. Послушная, притихшая смирно стояла, пока я вспенивала пахнущий клубничной жвачкой гель для душа, пока смывала пену с её плеч. Закончив, я завернула её в огромное полотенце. Она потёрла сонные глаза кулаками и пролепетала, что хочет ещё поиграть с котиком.

– Поиграешь, – промокнула волнистые волосы. – И с котиком, и с тигрёнком, и с зайкой. Только немножко поспишь вначале. Они тоже поспят. А потом поиграете.

– Не хочу спать, – начала капризничать она.

– Да-да, – так и подняла её на руки, замотанную в полотенце. – Конечно, не хочешь. Разве я говорила, что ты хочешь спать?

Дочь заканючила. Настроение у неё стремительно портилось. Я придержала её за плечи и боком внесла в спальню. Рихард сидел на постели с закрытой чёрной папкой в руках и думал о чём-то своём. Дел у него по горло, как же. В этой схватке Афанасьев одержал безоговорочную победу. Только Рихард, судя по всему, забыл о главном.

– Война окончена, Ард, – остановившись напротив него, сказала я негромко. – Не сражение, война. Я с тобой. Мы с тобой, – посмотрела ему в глаза. – Тебе этого мало?

Посадила Алису на постель и, вытащив из комода её ночнушку, стала переодевать.

Рихард всё молчал. Смотрел, как я откидываю одеяло, как помогаю Алисе улечься.

– Так мало, Ард? – погладила дочь по голове. Снова встретилась с ним взглядом. – Если мало, уложи свою дочь спать. Только когда будешь укладывать, не забывай думать о том, что это твоя дочь. Что у тебя есть дочь, а у него нет. Может, тебе тогда наконец полегчает. А то у меня чувство, что тебя больше всего расстраивает, что у Димы яйца в какой-то момент оказались круче, чем у тебя. Но такое тоже случается.

Я хотела было уйти, чтобы привести в порядок ванную, но вслед мне полетел вопрос:

– Мам, а что такое, когда яйца круче? Это когда они не всмятку?

– Пусть тебе дядя Ард расскажет, милая, – сказала ей и грозно посмотрела на Рихарда. – У него это получится лучше.

Откинув волосы за спину, я вышла в коридор. Как-то само собой заглянула в другую комнату и глянула на постель. Рыжий котёнок лежал на том же месте. Из угла комнаты на меня надменно-снисходительным взглядом смотрел тигр. Я поглубже вдохнула. Сделала шаг назад и налетела на Арда.

– Она попросила тёплого молока, – опередил он мой вопрос.

Наверное, я должна была броситься в кухню. Но я не сделала этого.

– Так иди и погрей его, Рихард. Всё, что смог дать ей Дима – деньги. А ты можешь дать ей стакан тёплого молока на ночь. Чувствуешь разницу? Если нет, постарайся почувствовать.

Я высвободилась из его рук и быстро прошла в ванную. Только там, затворив дверь, обессиленно выдохнула.

В чём разница между огромными деньгами и стаканом тёплого молока? Для меня, для Рихарда? А для пятилетнего ребёнка? И кто мыслит глубже? С расстояния я посмотрела на своё отражение в мутном, забрызганном зеркале над раковиной. Дотронулась до правой кисти, потом до цепочки с кулончиком.

Стакан молока был в настоящем, у него было будущее и возможность исправлять ошибки. Что было у завещания? Ничего. Только оно само и не более.

Кристина

Подтянув к себе согнутую в колене ногу, я смотрела в окно. В комнату так и не вернулась. За окном кричали неугомонные чайки. Хищные птицы, несмотря ни на что, ассоциирующиеся у меня с бесконечной свободой.

– Алиса уснула, – нарушил моё уединение Рихард.

Я молча посмотрела на него. Он всё ещё выглядел недовольным, но не таким раздражённым, как раньше.

Со вздохом я поднялась ему навстречу. Край халата щекотнул меня по бедру и опал до голени.

– Так что было в письме?

– Ничего важного.

Он схватил меня за пояс, дёрнул на себя. Я, не сопротивляясь, сделала шаг. Взгляд Арда прожигал. Нет, мне только показалось, что он успокоился, на деле придержал гнев до более уместного момента. Такого, как этот.

– Ничего важного для нас, Ард, – сказала, не отводя взгляда.

– А для тебя?

– Для меня… – врать я не хотела. Тихо вздохнула. – Да, для меня это письмо было важным. Но не в том смысле, какой ты в это вкладываешь. Оно… Оно помогло мне простить, Ард.

– Ты простила Афанасьева? – он только что не поморщился. Уголок губ дрогнул.

Я тихонько покачала головой. Сделала ещё шаг к нему и провела пальцами вдоль ворота рубашки.

– Не Афанасьева, Рихард. Я простила себя.

Мне не хотелось объяснять, не хотелось вообще говорить об этом. Но Рихард ждал. Его ум был устроен иначе, чем мой просто потому, что он мужчина. Я бы могла промолчать. Могла бы обхватить его лицо и, прошептав, что всегда любила, люблю и буду любить только его, поцеловать. Он бы прижал меня. Я бы быстро превратилась из инициатора в ведомую им. Он бы развязал пояс моего халата, а потом… потом настал бы новый день. Нужда в объяснениях отпала бы. Только этот момент остался бы крошечной тёмной точкой здесь, в настоящем. И, как знать, чем бы он обернулся в будущем. Что такое эффект бабочки и насколько он применим к каждому из нас? Глядя в лицо любимого мужчины, я понимала, что не хочу рисковать. Не хочу смазывать пыльцу с крыльев бабочки.