Сентябрь 30

Нинавижу школу. Фиби Б сука. Зажимала рядом со мной нос и махала рукой, а все смеялись. Когда стояли в коридоре перед уроком кулинарии она сказала что моя мама психически ненормальная. А я сказала что ее мама такая жирная что за три года не облетишь на космическом корабле. Она сказала празник урожая задержали потому что мама плеснула хлоркой в маму Полли. Полли сказала она не попала. Я сказала она не плескала это случайно вышло. Она что-то чистила и споткнулась. Фиби Б сказала маму арестовали потому что она плавала в реке без одежды и что на нее надели смерительную рубашку и отвезли в психушку. Мы были около шестого класса. Я спихнула ее с лестницы и она заревела как маленькая. Мисс Дж отправила меня к деректору. Он сказал подождать в кабинете и я сидела пока он говорил по телефону и пил колу. Я сказала, что в кокаколе восемь ложек сахара. И он сказал да, это очень плохо и попросил никому не говорить. Сказал не надо было пихать с лестницы Фиби Б. НЕВАЖНО что она говорила. Я спросила а ЧТО надо делать когда кто-то говорит гадости про твою маму. Сказать мне ответил он. Чесно говоря не очень практично. Он сказал в школе есть тетя с которой мне бы хорошо поговорить. Потом спросил как у меня дела и есть ли вопросы. Я ничего не придумала. Спросила не знает ли он что такое смерительная рубашка. Он сказал это такая одежда чтобы не пораниться. Как даспехи наверное. Мы сейчас проходим про рыцарей. Он все глядел на мою одежду. Утром я не нашла свою форму и взяла рубашку Джоша а носки и юбку вынула из стиралки но все было мокрое и мятое и пахло собаками. я сушила их на себе. И он говорит вот что я тебе скажу, пойдем ка посмотрим в забытых вещах, может что нибудь найдем. Взял меня за руку и мы пошли смотреть в коробке. Он все повторял это никому не нужно и давал мне. Вобще то он вор.

Октябрь 4-е

Я, бабушка, папа и Джош пошли навестить маму. Милтон-хаус где она живет вроде гостиницы. Там дают таблетки и желе. Я съела желе. Мне Милтон-хаус не понравился кроме автомата с чипсами и шоколадками. Мама сидела в комнате с еще одной тетенькой у которой был БОЛЬШУЩИЙ животик и которая скоро уронит ребеночка из урерты. На маме были треники и ночнушка. Она сидела на стуле и смотрела старую серию Трейси Бикер. Мама ТЕРПЕТЬ НЕ МОЖЕТ Трейси Бикер, но она СОВСЕМ не жаловалась. Она была сонная и ее голос был другой как будто она иностранка и не моя мама. И она странно пахла. Бабушка велела мне и Джошу обнять маму. Чесно говоря я не хотела ее обнимать но обняла и она меня не отпускала. У нее был браслет с именем. ЗАЧЕМ? После я спросила Джоша а точно это наша мама. Он сказал не прикидывайся дурой. Папа просил дать ей картинку которую я нарисовала – как я в новой одежде спихиваю Фиби Б с лестницы и она долго смотрела на нее но не спросила что это такое. Сначала она улыбалась а потом из глаз потекли слезы хотя голосом она не плакала. Я спросила что случилось а она только смотрела на картинку. Тогда я тоже стала плакать и бабушка взяла меня за руку и мы пошли и купили в автомате куда кидают монетки люкосейд спорт. Бабушка очень грубо говорила с какой-то тетей что маму превратили в чертову зомби и что здесь вообще происходит и позовите немедленно главрача. Когда мы пришли сказать маме досвиданье Джош уже переключил канал и они все кроме мамы смотрели футбол. А она заснула хотя было только три часа. В машине по дороге домой бабушка плакала. Мне совсем не нравится как все теперь стало. Наверное мама зомби а значит она мертвая. Я хочу пойти к Несс.

Выглянуло солнце, и снег превратился в грязную жижу. Эмма в приподнятом настроении шагала вдоль магазинов. Немного волновалась – Сай не подозревал, что она придет. Им надо многое наверстать. Они пустили дело на самотек, и отношения деградировали. Эмма явится к нему после репетиции и пригласит на ужин; она уже заказала столик в местном итальянском ресторане и купила билеты в кино на вечерний сеанс.

Она пришла на удивление рано, в четыре сорок, и решила подождать в пабе через дорогу, откуда видна сводчатая дверь церкви, где они репетируют. Толкнула дверь. Несколько седых голов посмотрели на нее и тут же вернулись к светлому элю – старые одурманенные белые мужчины, приклеившиеся, точно малые дети, к высоким табуретам и потягивающие пиво из кружек. В таких пабах до сих пор уцелели предрассудки – женщина не должна приходить одна; Эмма смутилась под пристальными взглядами. В молодости она не отважилась бы зайти в подобное заведение – никогда не чувствовала себя в них безопасно. По крайней мере, возраст дает определенную уверенность и спокойствие. Она подумала про Конни. Ее ощущение собственного «я» удивительным образом не пострадало. Конни, о которой она, по сути, никогда не переставала думать, стала для Эммы своего рода поведенческим барометром в повседневных делах, и Эмма удивлялась, насколько яростно она защищает свою пациентку: в разговорах с полицией, начальством, перед прессой, в кругу знакомых, в семье. Несмотря на очевидную беззащитность, Конни казалась столпом силы, и часть этой силы передалась ей.

Эмма подошла к барной стойке и заказала джин-тоник у симпатичной девушки из Восточной Европы. Та с первого раза не поняла, и один из обитателей табуретов громко и покровительственно повторил заказ и подмигнул Эмме, приглашая ее присоединиться к заговору против тупой иностранки, которая, вероятно, знала больше языков, чем он сегодня выпил пинт. Такие заведения доживают свой век и скоро уступят место дорогим кафе. И слава богу! Она не станет сокрушаться о завитках на ковре, прокуренном потолке и липких половицах – об этих бастионах мужественности. Идя к столику у окна, Эмма чувствовала на бедрах взгляд слезящихся глаз; эти мужчины неопасны, но ей все равно было не по себе. Она взяла со скамьи популярную газету, полистала, чтобы чем-то себя занять, уставилась на Озорную Мэнди из Манчестера и ее неестественные прелести.

Отложила газету и достала «Отель „У озера“». Скрестила ноги, ощущая скольжение шелкового белья по гладкой коже. Кольнула совесть – ради кого она претерпела агонию эпиляции? Ради себя? Вранье! Ощущение гладкости было очень приятным – в ванне она долго водила рукой по бархатистой коже. Но было еще кое-что. Естественно, Эмма позвала с собой на вечеринку Сая, надеясь, что тот не согласится. И когда он не согласился, почувствовала лишь легкое разочарование, которое вполне могло объясняться тем, что она не любила приходить на такие мероприятия одна. «Да, я все понимаю», – сказала Эмма, когда он неуверенно промямлил, что мужьям и женам на встречах одноклассников делать нечего – скука смертная.

Салли Пи совсем не изменилась. Разве что стала блондинкой с сиреневым мелированием, а раньше обе они были черноволосыми. Плюс поправилась килограммов на двадцать пять. Уфф… С тех пор как Салли отправила ей приглашение, Эмма морила себя голодом. Почему-то ей представлялось, что ее старые знакомые совсем не потрепаны временем. В Салли действительно многое осталось прежним: блестящие круглые глаза, улыбка, смех, сердечность. Завидев Эмму, она взвизгнула от восторга. Они оделись во все черное, неосознанно отдавая дань прошлому. Эмме, в приступе сильнейшей ностальгии, показалось, что потерять связь на столько лет было полнейшим безумием. Как так вышло? Какой закрытой и серьезной она стала со своей ничтожной жизнью и важной карьерой! Пока они выискивали друг в друге губительные следы времени, Эмма глубоко жалела об изоляции, на которую обрекла себя из-за неспособности признаться в слабости. Дружба помогает держаться на плаву. Единственное, что важно, – это ощущение связи с другими людьми.