Накрыла лазанью фольгой и отставила в сторону. Остается только сунуть в духовку. Занялась столом, что оказалось вовсе не просто: я все время сбивалась со счета, сколько нужно приборов. Поставила в центре свечи, собираясь зажечь их по возвращении. Приняла ванну, переоделась и накрасилась. Перспектива выхода из дома вселяла некоторую тревогу. В последнее время я избегала мероприятий, особенно школьных. Чтобы снять напряжение, зажевала немножко диазепама и схватила плащ.

Чувствовала я себя нормально. Шел дождь, темнело; я обещала Джошу прийти, но хотела припоздать и ни с кем не разговаривать. На полдороге сообразила, что забыла в кухне на зарядке телефон. Возвращаться было поздно. Церковь красиво украсили свечами и цветами. Было тепло, сухо и тесно. Возбужденно гудели сотни голосов. Взволнованные родители с фотоаппаратами и телефонами за много часов занимали лучшие места в первых рядах, чтобы заснять своих ненаглядных фруктовых чад. Я сказала кое-кому «привет», кивнула лыбящейся врачихе и мамаше-дилеру. И знаете, оказалось, среди людей – классно! Все были добрыми и остроумными, и я снова ощущала себя частью целого. Появилось чувство, что все будет хорошо. Поискала глазами Карла и заметила папу, который читал книгу в заднем ряду. Пробилась к нему сквозь толпу.

– Привет, пап!

Села рядом со сложенной кожаной курткой Карла.

Отец поднял голову, на мгновение удивленный, что видит меня здесь, и явно довольный, что вообще оказался в церкви.

– Здравствуй, дорогая, – отозвался он и кивнул в сторону Карла и мамы, которые были заняты каждый своим разговором у колонны. Карл беседовал с викарием.

– Джоша нет? – оглянулась я.

Около пианино директор болтал с Несс. Она смеялась. Я попыталась перехватить ее взгляд и помахала. Выглядела она сногсшибательно, доктор Р., помню отлично. В цветастом платье с глубоким вырезом, волосы распущены. Супер! И оценила это не только я; вокруг пианино болтались несколько папаш. Я сразу узнала заряженную кокетством атмосферу, которую она любила создавать.

В куртке Карла завибрировал телефон. Я надеялась, что это Джош, который торопится к началу. Порылась в карманах. Действительно, Джош. Прислал сообщение. Ввела обычный пароль – не подошел. Подняла голову. Карл по-прежнему стоял у колонны, приводя викария в телячий восторг. Приятный во всех отношениях, развеселый собеседник с излишне жизнерадостным голосом. Я секунду подумала и попробовала пароль от «Скай-ТВ». В точку! Перешла в сообщения. «Задержусь опоздал на автобус. Дж.» Уже хотела убрать телефон в куртку, как вдруг заметила, что предыдущая эсэмэска тоже не прочитана. От некоей Н. Сама не зная почему, открыла. «Когда ты так говоришь, у меня все трусики мокрые. Целую. Сотри!!!»

Перечитала. Проверила номер. Да. Ее. Мой дух вышел из тела. Я поднялась над церковными скамьями. Отчетливо видела, как сижу с телефоном Карла в руке, неподвижная, словно меня поставили на паузу. А она теребила за пианино около кафедры свои млятские волосы, заливалась серебристым смехом, строила глазки, в своей стихии, окруженная обожанием, и поглядывала в сторону колонны, у которой стоял Карл. Они были вместе, разделенные, но связанные, точно исполняли танец, точно существовали лишь друг для друга.

Кровь бесновалась в жилах. Надо как можно скорее уйти. Забыв сумку, я протиснулась в относительно безопасный проход между рядами и направилась к выходу. Было тошно. В мозгу билась одна-единственная мысль: срочно нужен лоразепам! Я запустила руку в глубокий карман плаща и остановилась как вкопанная – вместо таблеток пальцы нащупали что-то твердое, гораздо более эффективное. Я обернулась. Вот она, прислонилась к пианино, закидывает голову, смеется, встряхивает кучерявыми волосами, наклоняется, демонстрируя грудь. Как я ее ненавидела!

Медленно двинулась к ней, точно неуклонное и смертоносное оружие. «Прошу прощения… Извините…» – спокойно говорила я, не спуская глаз с мишени. Я знала, что должна сделать. Остановилась футах в четырех, не больше. Несс сидела за пианино спиной ко мне и с кем-то разговаривала – понятия не имею с кем; я не видела никого, кроме нее, кроме цветочного рисунка платья, родинок на шее, ожерелья, которое я ей подарила. Казалось, что я даже чувствую ее запах, мой «Джо Малон».

Я вытащила из кармана пузатую пластиковую бутылку и прочитала: «Кислота хлористоводородная, соляная. Яд». С силой нажала и крутанула крышку с блокировкой от детей. Завороженно смотрела, как из бутылки, словно жуткий и опасный джин, поднимается едкий пар.

– Несс! – позвала я.

Мой голос звучал издалека. Она повернулась. Лицо вытянулось, улыбка исчезла. Поняла, что я все знаю.

Я плеснула в нее содержимое бутылки – и ощутила прекрасное, почти совершенное чувство торжества справедливости…

Доктор Р. прикрыла рот рукой. Меня осеняет, что ей рисуется не та картинка.

– Не бойтесь. Какой-то находчивый герой бросился на помощь попавшей в беду деве. На меня прыгнули и сбили с ног, а едкий джин расплескался по моей собственной шее, рукам и ногам, отказывая мне в исполнении желаний. Незнакомец прижал меня к полу; ядовитые испарения шипели в ушах, проникали в ноздри, заставляя давиться от кашля. А рядом стояла она: прекрасная, вероломная, не тронутая кислотой. Глядела сверху, как моя кожа шкворчит и прожигает себя до мяса.

Доктор Р. медленно отворачивается от окна и хмурится.

– То есть вы сделали это не преднамеренно?

– Совсем нет. Просто сказочно повезло.

– Что потом?

Помню людей, которые смотрят на меня сверху, их смятенные перекошенные лица. Испуганные. Я видела страх. Я была монстром. Кто-то вырвал у меня из рук бутылку, как будто я соляный террорист и вот-вот начну метаться по церкви, поливая всех подряд.

Я выбежала через боковую дверь и бросилась с холма через дорогу и железнодорожные пути к реке. На тропинке у берега было темно, хоть глаз выколи, мокро после дождя и холодно, но я вся горела. На руках, груди и правом бедре облезала кожа. Я кричала в агонии. В темноте запрыгал белый огонек. Подскакивающий луч приближался. Женщина на велосипеде. Увидела меня и вскрикнула. Помню, я подумала: почему все так меня боятся? Глянула вниз и поняла – я была в крови по самый пояс. Меня пырнули ножом? Медленно-медленно дошло, что, закрутившись с делами, я забыла поменять тампон. Однако первоочередной проблемой был ожог. Я вытянула вперед руку в мигающем белом свете. Кожа совсем слезла, как будто моя плоть решила подышать воздухом. Нужно окунуться в воду, унять боль. Я начала срывать с себя одежду. Торопливо сползла к воде, поскользнулась, ударилась головой. Женщина что-то кричала, но мне надо было в воду…

Помню холод реки. Помню, как сажусь на корточки и грязная вода успокаивает горящую плоть. Помню, прикидывала, успею ли вернуться к банановой песне Энни и во сколько лучше ставить в духовку лазанью. А еще нужно зажечь свечи, разложить на столе салфетки, перелить в графин вино… Из этих мыслей меня вырвал полицейский. Он поволок меня из воды по галечному берегу, сдирая кожу, так что я чувствовала себя мясом, которое кромсают ножом. Я истошно вопила, отбивалась, но ему на помощь уже спешили товарищи. Замигали новые огни, точно на сумасшедшем празднике боли.